Строго говоря, происходившее нельзя назвать коррупцией, поскольку это понятие предполагает, что большинство чиновников соблюдают закон, так что нарушители опознаются и преследуются. Скорее это была «предкоррупция», состояние, когда все в разной степени нарушают закон, но преследуются только слабейшие. Представьте себе Уолл-стрит столь же коррумпированным, как и сейчас, но при этом еще и в ситуации, когда не действуют никакие нормы. Или вообразите состояние американского бизнеса, если законы и правила существуют лишь как предлог: для мелкой сошки — вымогать «штрафы», а для крупной рыбы — уничтожать конкурентов и всех тех, у кого нет достаточных связей. Попробуйте организовать и развивать конкурентоспособный бизнес без поддерживаемой государством инфраструктуры, без государственного надзора за кредитно-банковской системой, без правительственного органа, ограничивающего монополии, без эффективной полиции, не говоря уже о безопасности для рабочих и служащих и о защите потребителей от обмана. Капитализм без правительственного регулирования или со случайным и произвольным регулированием был явлением непривлекательным. С другой стороны, и «регулируемый» капитализм, с его традициями использования служебного положения для личного обогащения и смешения государственного и частного, имеет не менее долгую и «славную» историю и по-прежнему доминирует во всем мире. Парадоксально, но факт: Россия нуждалась одновременно и в гораздо более глубокой либерализации экономики, и в усилении государственного контроля.
Неопределенность собственности…
Еще одним рычагом для «перехода» от социализма к рынку в дополнение к бесплодным гайдаровским попыткам финансовой стабилизации и частичной либерализации цен стала приватизация. Разработанная другим экономистом-«младотурком», Анатолием Чубайсом, на относительно небольшие западные гранты, программа приватизации прошла через весь бюрократический лабиринт согласований и утверждений и после острых дискуссий была в середине 1992 года в общем виде принята Верховным советом. Конечно, к тому времени фактическое присвоение государственной собственности и ограбление фондов предприятий их директорами уже шли полным ходом. Еще осенью 1991 года, до окончательного упразднения Союза, Ельцин высказался против самовольной приватизации предприятий их руководителями («Советская Россия», 29 октября 1991 года). Будучи не в состоянии противостоять волне присвоений, масштабы которых еще более выросли после 1991 года, Чубайс разработал план, как их институционализировать и рационализировать. Он также решил заинтересовать региональные и муниципальные власти, «делегировав» им приватизацию сотен тысяч мелких предприятий, уследить за которой он и его сотрудники были не в состоянии. Чубайс же с горсткой своих подчиненных сконцентрировался на «массовой» приватизации крупных предприятий — в России их насчитывалось более 15 тысяч, а частного инвестиционного капитала практически не было.
В течение октября 1992 — февраля 1993 года, во время катастрофической стагфляции, каждый житель России (всего около 150 миллионов человек) получил для участия в приватизационных аукционах ваучер номинальной стоимостью 10 тысяч рублей (при переводе в твердую валюту эта сумма давала поначалу около 25, а затем — лишь около 2 долларов). Чтобы предотвратить переход крупных госпредприятий в руки враждебных экономической модернизации групп из старого руководства, предприятия в преддверии публичной продажи обязали акционироваться в качестве открытых акционерных обществ. Ваучеры разрешено было свободно продавать и покупать, с тем чтобы возможность приобретать значительные пакеты акций и способствовать выживанию предприятий в условиях рынка получили внешние для этих предприятий инвесторы. Неустанно работая над тысячами технических деталей самой крупной в истории операции по перераспределению собственности, группа Чубайса преследовала политические цели: подавить сопротивление антирыночных сил в парламенте и СМИ, заручиться поддержкой нынешних владельцев акций (руководителей, многие из которых противодействовали законной приватизации из страха потерять контроль над предприятиями) и, наконец, создать миллионный класс капиталистических акционеров.