Предотвращенный Армагеддон. Распад Советского Союза, 1970–2000

России удалось стабилизировать рубль. Инфляция уменьшилась с 2250 % в 1992 году до 840 % в 1993-м, 224 % в 1994-м, а к сентябрю 1996 года оказалась в годовом исчислении близка к нулю, оставаясь после этого в целом на сравнительно низком уровне. Подобно тому как Гайдар дошел до понимания основ политики, Черномырдин познал азы экономической науки. Один из его преемников на посту премьер-министра, Евгений Примаков (1998–1999), несмотря на «патриотическую» риторику в разговорах о восстановлении промышленности, проводил даже более жесткую бюджетную и кредитную политику. Эффективно делать что-либо помимо этого российское правительство было просто не в состоянии[121]. Реализация всеобъемлющих экономических «реформ» правительством, которое еще только пытается установить контроль над своими финансовыми ресурсами — не более чем иллюзия. Поэтому рекомендации западных советников, независимо от того, считать ли их здравыми или ошибочными, больших последствий иметь не могли. Переход России к рынку не шел и не мог идти по плану. Характерной его чертой стало хаотичное, повальное разграбление теми, кто оказался поближе к кормушке, всего оставшегося от советской эпохи. Корни этого процесса уходили в период до 1991-го, а ветви тянулись далеко в будущее.

…и реалии псевдорынка

В 1970-е годы благодаря экспорту нефти и импорту зерна СССР оказался вовлечен в мировую экономику в гораздо большей степени, чем до того, хотя в 1980-е на его долю по-прежнему приходились микроскопические полтора процента мирового торгового оборота. В условиях планового хозяйства стала неизбежной огромная разница между фиксированными внутренними ценами и мировыми рыночными (внутренняя цена нефти, к примеру, составляла менее 1 % от мировой). Но поскольку внешняя торговля в Советском Союзе была монополией государства, сверхдоходы пополняли государственный бюджет. Однако уже в 1986 году некоторые министерства добились разрешения заняться внешнеторговыми операциями помимо Министерства внешней торговли. А вскоре такая привилегия была распространена на отдельные предприятия и даже на частных лиц (как правило, при условии, что доходы от экспорта они будут использовать для ввоза в страну дефицитных товаров)[122]. Но вместо того, чтобы в соответствии с контрактами ликвидировать нехватку товаров массового спроса, экспортеры начали укрывать свои доходы за границей, используя методы, в свое время разработанные в КГБ для финансирования промышленного шпионажа: деньги выводились через подставные компании и офшорные банки. Иначе говоря, хорошо знакомые постсоветской России способы воровства были отработаны задолго до 1991 года.

Пытаясь преодолеть еще более острый дефицит товаров, в том числе, например, сахара и мыла, Россия пошла на дальнейшую «либерализацию» внешней торговли. Однако внутренние цены на энергоносители оставались под правительственным контролем. Летом 1993 года внутренняя цена на природный газ составляла лишь 10 % от мировой (поднявшись до 20 % к декабрю). Ирония заключалась в том, что, стремясь «либерализовать» торговлю, российское правительство все больше вовлекалось в интриги, связанные с распределением экспортных лицензий. Нужно ли говорить, что страна так и не увидела обещанных экспортерами медикаментов и детских вещей. «Вокруг правительства, — писал Гайдар, — постоянно роилось огромное количество сомнительных личностей, предлагавших очень привлекательные, на первый взгляд, проекты». В качестве оправдания он добавляет, что его близкий друг, российский министр внешней торговли, который и подписывал лицензии на экспорт, «никогда до того не работал в правительстве и все, чем ему приходилось в жизни руководить, так это собственным письменным столом»[123]. Однако некомпетентность не являлась главной проблемой правительства (к тому же команда Гайдара была скоро отправлена в отставку). Главной проблемой было то, что российские чиновники использовали должностное положение в своих личных целях[124].