Предотвратить неизбежное (СИ)

— Вы, верно, шутите? — взбеленилась я, ударив по столу. Что с тобой сталось, Мидори, ты никогда прежде не смела вести себя столь вызывающе и неблаговоспитанно при старших, а сейчас уже перечишь уважаемой престарелой жрице{?}[Также намёк на то, что спорить со священнослужительницей, которой ведома воля богов, — всё равно, что спорить с самими богами.]? — Это… — ощупала ещё недавно саднившее горло, — ЭТО Вы называете «милостью богов»?

Я умирала и возрождалась, просыпалась вновь и вновь, обречённая, неспособная избавиться от кошмара во плоти. Красноокий демон преследовал меня, раз за разом, не давая ни шанса сбежать! Что бы я ни делала, как бы ни старалась: его всевидящее око найдёт меня даже на другом конце света! Даже подайся я в монастырь: уверена, эта беспардонная тварь ворвётся туда и заберёт «Норику», пред этим умертвив всех несогласных. И это… эти адские пытки — благословение?

— Боги любят тебя, дитя, — повторила жрица, ничуть не разгневавшись от неуместного своеволия молодой девчушки, — Твоё воплощение должно было исчезнуть в день хацумодэ{?}[Хацумодэ — первое посещение храма в Новом году. В первый раз Мидори погибла именно в день, когда они с Шисуи планировали отправиться на хацумодэ.], но ками{?}[Ками (神) — синтоистские божества. Хотя это слово используется и применительно к другим конфессиям, всё-таки в контексте Японии XVII - XIX в., где христианства толком не было (долгая история), речь шла прежде всего о синто.] решили иначе.

— Оставив меня в бесконечной петле{?}[Мидори, несмотря на всё пережитое, не гневается на богов, потому что кто она такая, чтобы перечить их воле? Не забываем, мы по-прежнему пытаемся вплетать элементы исторического, а человек прошлой эпохи просто не мог выступить против высших сил.]… — я приняла её слова на веру, ничуть не усомнившись в их истинности: вереница смертей шлейфом тянулась за мной, не желая исчезать.

— Божества Страны снега слишком далеко, их силы слабы здесь, на земле Конохагакурэ{?}[Японцы верят, что существует восемь мириад ками. У каждой местности есть свой ками. Соответственно, в рамках данного произведения в Стране снега живут одни ками, в Стране огня — другие.]. Им удалось лишь обернуть вспять твою кончину, но проклятье хиганбана оказалось слишком сильно, дитя…

Абсурд. Но разве осталось ли что-либо здравое в моей истории?

— Соцветие праздника Хиган? Цветок смерти{?}[Хиганбана (彼岸花) (он же ликорис) — цветок, чей период цветения приходится на праздник Хиган, во время которого, как считается, души из мира живых переходят в мир мёртвых. Поэтому в японской культуре цветок ликориса стойко ассоциируется со смертью.]? Что это значит? — я не понимала ровным счётом ничего: чем дольше тянулась беседа, тем меньше был способен уместить жалкий человеческий разум.

— Мне неведомы все ответы. Боги ниспослали видение, в котором ярко цвёл красный цветок праздника Хиган, и поведали, что он и есть корень всех бед.

— Но почему я? — загадки всё копились и копились, бередили душу, точно роились беспокойными пчёлами. Смирение и безысходность со скребущим ощущением несправедливости наполняли естество, — Почему?…

Я так устала, нестерпимо. Пусть тело и не несёт следов пережитого прошлого, разум — всё помнит. Каждый удар его танто, каждый поганый взгляд. Отрубленные головы матушки и отца, могилу Итачи-сана и кровь — затмившую собой живительную зелень травы, осквернившую идеально чистые татами… Кровь цвета твоих глаз, демон. Твои глаза цвета крови, исчадье преисподней.

Такого же, каким цветёт хиганбана, мой дьявол.

— Дождь льёт, а земля лишь становится твёрже{?}[Японская пословица (雨降って地固まる). Смысл: «Невзгоды закаляют».], дитя Снега, — таинственно сощурилась жрица.

Чуждое обращение мигом выдернуло в реальность.

— Дитя… снега? О чём Вы? — я вновь неспособна была разобрать столь пространные намёки, однако сердце тревожно забилось: будто правда всегда находилась на поверхности, просто я не желала признавать её.

— Твои локоны…

— Чёрные, Макико-сама, — говорю, а сама сжимаюсь всё сильнее, подобно затравленному зверьку, — Неужто Вы не видите, что они чёрные? — груз правды слишком тяжёл для моих хрупких плеч, он не сделает меня устойчивее, напротив, окончательно сломает.

— Нет, дитя, они белее снега в далёких горах.

— Это же… просто недоразумение! Я просто… родилась такой, всего-то… — отчаяние сдавливает горло похлеще бесовского отродья, — М-матушка говорила, что у бабушки тоже такое было. Д-да и…

— И ни одна обманка неспособна скрыть их достаточно надёжно.

За что бы ухватиться? За что? Думай, Мидори, думай! Ты вырывалась из лап зверя, сбегала из родной деревни прочь, торговалась с самим наследником великого семейства{?}[Намёк на то, что в одной из петель Мидори удалось выяснить у Итачи правду о Норике именно благодаря хорошим навыкам переговоров.], неужели не сможешь увильнуть от какой-то случайной досадности?

— И у Нацуми-тян, дочери пекаря, странный нос, как у медведицы, а у травницы Титосэ и вовсе половина губы с рождения обезображена, так что…

— А очи темнее ночной вьюги.