Алый цветок Хиган расцветает ядовитыми лепестками Мангёкё Шарингана. Мечущийся взор, узнавание, обожание, одержимость — сменяют друг друга в краткий миг.
— Норика! — сумасшедшее отродье, теперь я признаю тебя! Скалишься от счастья, протягиваешь свои лапы ко мне, желая завладеть раз и навсегда.
— Нет… — отхожу на шаг, всё ещё видя пред собою язвительного молодого шиноби, а не чудовище из самых страшных кошмаров.
— Норика, где же ты была? — подходишь ближе: весь измазанный в собственной крови, в сбившемся кимоно, чьи рукава небрежно повисли на предплечьях, с горящими глазами: точно демон из Ада, — Норика, я искал тебя!
— Не подходи…
— Норика, почему ты убегаешь?
Я видела, видела этот лик множество жизней подряд! Дикий. Бешеный. Чудовищный. То был взгляд не человека, потерявшего любимую, нет, взор бесовского отродья, ради своей эфемерной мечты погубившего множество невинных!
— Нет… — уже готовлюсь унестись прочь.
— НОРИКА! — не удаётся толком ничего разобрать, как демон летит на меня. Запутываюсь в собственном одеянии, мелко семеню назад, едва переставляя ноги, зацепляюсь сандалией за камень: всё происходит столь стремительно, что не успеваю даже напугаться. Боль. И темнота.
***
Опять очнулась в холодном поту, в скромной каморке на верхнем этаже родительского дома. Полнящийся безумием взгляд Шисуи-сана не шёл из расшибленной, неприятно пульсирующей головы до самого рассвета: непривычные повадки, сменившиеся уже знакомой одержимостью… и символ на груди, неизбежно напоминавший о том, что предпочла бы отбросить и забыть. Тайна очередного воскрешения и тысячи разрозненных догадок, лишь усиливающих внутреннюю боль…
Первые лучи солнца пробудили Конохагакурэ ото сна, тогда же я, наконец, приняла решение: что бы то ни было — это не моя война. Мидори так долго и упорно желала сбежать из кромешного ада, в который попала по вине красноокого демона, что сейчас просто не могла нырнуть туда вновь, ведомая человеческим любопытством и сердоболием.
Так, я окунулась в пучину повседневных забот: помогала вести дела в лавке, разочек даже сходив в соседнее селение за новой партией батата вместе с отцом, подменяла матушку, когда той было тяжело. Словом, старалась жить так, словно и не было никакого возрождения, встречи с Шисуи-саном и полных боли стонов.
Но ками, как известно, не жалуют своеволия и всегда исполняют задуманное…
То был обычный день: матушка отправила за покупками в торговый квартал, к которому как раз и примыкала улочка, где располагался наш захудалый магазинчик. От меня требовалось немногое — лишь прикупить новой керамической посуды, потому как старая была уже попросту непригодна к использованию. Ремесленники порой выставляли в продажу выбраковки, которыми довольствовались небогатые горожане вроде нас.
Солнце приятно грело, несмотря на позднюю осеннюю пору{?}[Встреча с Шисуи в первой петле состоялась 23 ноября, так что Мидори, переместившись в промежуток до рокового дня, в любом случае очнулась осенью, а не зимой.]. Местный люд сновал туда-сюда, облепив лавки с утварью, пороги гончарных и других мастерских, а также обступив со всех сторон крохотную лапшичную, явно не рассчитанную на столь великое число посетителей. В общей какофонии звуков трудно было различить что-либо, но детский плач — надрывный и безутешный — прорезался даже сквозь плотный слой взрослых голосов.
— Эй, тот парниша, неужели? — переговаривались двое мужчин у выхода из забегаловки. Их басистый тембр отдавал явной хрипотцой, за счёт чего услышать сказанное можно было даже не приближаясь.
— Ага, смотри, вон, какой большой веер вышит. Точно Учиха.
Столь знакомое название кинжалом резануло по сердцу. Мальчик, Учиха — наверняка малыш Саске. Плач ребёнка доносился всё чётче, а я продолжала ступать дальше, попутно прислушиваясь к судачившим обывателям.
— Что же такой малыш делает один на рынке? — то были уже немолодые женщины, каждая из которых держала корзинку, набитую различными покупками для домашних, — Так жалко его… Может?…
— Нет, что ты! — тут же прервала вторая, — Авось проблем захотелось? Знаем мы этих аристократов, потом тебя же и обвинят, что ребёнка похитила! Хочешь на плаху?
— Н-нет… — стушевалась жалостливая тётушка. Она разок глянула на потерянное дитя, а затем вместе с подругой прошла мимо, не оборачиваясь.
«Так же… Просто сделай так же… Пройди мимо и забудь. Это же драгоценный брат Итачи-сана, его наверняка сейчас ищут всем кланом» — убеждала я себя, пока шаг за шагом приближалась к мальчику. Чёрная макушка, маленькое, сшитое точно для дитя, кимоно и раскинувшийся на спине знак уважаемого семейства: рода воинов, пред которым благоговели и которого до смерти боялись простолюдины. Сколь силён бы ты ни был, если подкрепляешь свой авторитет страхом, то обязательно останешься один: так и случилось с несчастным вторым наследником. Но разве ребёнок повинен в грехах родителей?…