Предотвратить неизбежное (СИ)

Вещей у меня не водилось, ибо простыни{?}[Те, которые Мидори тащила в котомке, делая вид, что у неё есть какие-то вещи.] я сожгла сразу же по прибытии в поместье — не пришлось собираться. Нужно было лишь сбросить промокшее одеяние покойницы, переменив его на тёмно-синее кимоно, и бежать прочь. Снова.

Записка и прочие сантименты — не заботят. Я ему — по сути никто, а о своей роли в моей жизни он не ведает. Точнее, не ведал до сегодняшней беседы с Итачи-саном: уверена, тот всё рассказал. И именно поэтому нельзя медлить ни минуты: врываюсь в свою комнатушку, дрожащими руками стираю с щёк «пятна крови», местами въевшиеся в кожу, вместе с непрекращающимися слезами. Больно. Мучительно больно. Сама не понимаю — отчего: дело ли в беспощадности ками к моей судьбе или же в осознании, что нами просто сыграли партейку в сёги{?}[Японский вариант шахмат.]? Плачу ли над своей истерзанной душой или над чем-то большим?

Просто люди… Такие же, как я, — такие же смертные, из бренной плоти. Но шиноби, ниндзя, воины: оттого решившие, что могут вертеть чужими жизнями. Дурацкое стечение обстоятельств. Проклятая миссия. Чёртова печать на груди. Невыносимо…

Шуршание где-то вдалеке возвращает из тяжких дум. Опоздала. Звук становится всё громче и громче, но пришедший не произносит ни слова, точно опасается. Он наверняка знает. Бежать некуда — я в ловушке. Так и не успев снять тэнган, запрыгиваю в ближайший настенный шкаф: в нём обычно хранился футон после сна, но сегодня на приведение постели в порядок времени не было, так что перина осталась лежать на полу. Задвигаю створку изнутри, сжимаюсь, точно краб в панцире, и замираю.

Слышу шорох, но как-то приглушённо: стучащее сердце перебивает всё остальное. Дабы не выдать себя тяжёлыми вздохами, практически перестаю дышать, отчего начинает кружиться голова. Пожалуйста, не ищи меня, просто пройди в свою спальню и оставь дела до завтра, пожалуйста…

Но боги не будут потакать моим желаниям вечно.

Абсолютную темноту клетушки разрывает полоска света. В ужасе смотрю, как она всё расширяется и расширяется, пока предо мною не возникает лицо юноши.

— У-учиха-сама, я… — пытаюсь оправдаться, но ни одна отговорка не приходит на ум. Всё равно не поверит. Конечно, ничто в целом мире неспособно объяснить прокравшуюся в твой дом неизвестную, выряженную, точно призрак из жутких кайданов{?}[Кайдан — японские истории о сверхъестественном, традиционный жанр ужасов.], — У-у меня не было намерения… — а он глядит алыми очами: пронзительно, словно заглядывает в самое нутро, — У-у меня не было нам-мерения красть… — заикаюсь, как никогда прежде.

Ужас овладевает мною полностью: до безумия страшно. Тело колотит, пока пытаюсь вжаться в стенку сильнее, будто бы она спасёт меня. Чего же я боюсь? Смерти? Я уже умирала множество раз. Оказаться в последнем воскрешении? Но разве не этого так жаждала? Его ответа на открывшуюся истину? Но он же уже вызнавал правду. Так отчего, в действительности, я почти теряю сознание?

— Мидори, — неужто ты узнал меня?

— Ш-шисуи-сама, я…

— Выходи.

Не разбираю: какой оттенок несут его речи? Гневается? Жалеет? Скорбит? Против воли заставляю себя выйти из укрытия и вижу только сгорбившуюся спину шиноби.

— Ш-шисуи-сама, я в-всё объясню… я…

Да что ты объяснишь, глупая девка? Пробралась обманом в его дом, в самое сердце клана, вырядилась, точно окончательно лишилась рассудка, надругалась над его воспоминаниями о возлюбленной, украв заколку, а теперь собираешься что-то лепетать? Ради него? А точно ли ты не просто пыталась выжить, как и прежде?

— Ш-шисуи… — захлёбываюсь от накатывающих вновь слёз. Он волен убить меня прямо здесь, как самую гнусную предательницу. Отсечь голову, как сделал Фугаку-сан тогда, перед могилой Итачи-сана. Но, прошу, Шисуи, не заставляй меня вновь питать к тебе ненависть… не обрекай снова смотреть с презрением, я же, я…

— Зачем? — вопрошает тихо, отчего не понимаю смысл сказанного, — Зачем?! — повторяет уже громче.

— Я…я…

Я уже ничего не понимаю, Шисуи. Простушка Мидори затерялась где-то на путаных тропах, точно заплутала в густом лесу. Учиха Мидори, сменившая её, зашла чуть дальше, но оттого и потонула глубже. Дитя снежной девы оказалось заперто в бесконечном круге возрождений, желанный выход из которого сулит лишь неизвестность и возможную погибель, которую уже нельзя будет отвратить. Я так устала, Шисуи…

— Зачем? — рывком разворачивается и сжимает мои трясущиеся плечи, — Зачем?

— Хиганбана, она… — кряхчу неуверенно, а взор буквально застывает на его лике: таком же разбитом и залитом влагой, как и мой собственный, — Боги Страны снега, они велели…

— Мне известно. Известно! Но… ты могла просто дойти до конца, закончить всё и не вспоминать о клане, который ненавидишь. Почему… для чего пришла сюда, в мой дом? Такая… похожая на неё, — отчего эти слова так ранят меня, Шисуи? — Зачем зародила интерес в моей голове? Для чего смотрела своими полными печали глазами, каждый раз, каждый чёртов раз, как будто всё понимала… словно знала, что тебя ждёт и всё равно готова была принять!

— Шисуи, я…