Предпоследний Декамерон, или Сказки морового поветрия

Они с мужем объезжали окрестные деревни и уже возвращались к себе домой. Свернули с дороги, ведущей от Киевского шоссе на Пушкинские Горы, на небольшое ответвление – у них он называется «поворот на Тригорское», там и указатель есть. Муж был за рулем и ехал медленно, потому что его жена хотела по дороге быстро что-то записать по работе, перекладывала на коленях бумажки и заносила цифры в ведомость. Был светлый летний вечер. Она зачем-то подняла голову от бумаг и остолбенела. Вот какая картина ей открылась: на поляне, огороженной невысокими кустами, кампания с детьми собралась на шашлыки – мужчины жарили мясо, дети играли, женщины накрывали импровизированный стол – полная идиллия; прямо за кустами сидело большое темное животное, женщине-почтальону в первый миг показалось, что собака, потому что оно имело голову, похожую на как у питбуля, только в два раза больше. В следующую секунду женщина увидела страшную вещь: у животного были не лапы, а что-то вроде рук. «Как в черных перчатках!» – это ее точные слова. Животное увидело, что на него смотрят из открытой машины, – и мгновенно прыгнуло в кусты, не в сторону поляны, а в противоположную. Она успела увидеть длинное гибкое туловище, а сам прыжок был, как она сказала, «совершенно кошачий – так могла бы прыгнуть огромная кошка». Мелькнул длинный и толстый, как у пантеры хвост… «Точно так описывают чупакабру! Значит, это не сказки!» – взволновано говорила женщина.

Теплая кампания ничего не заметила. Почтальонша стала кричать мужу, что надо остановить машину, предупредить людей – но он только посмеялся и сказал, что ей «привиделся какой-то ужастик».

Не знаю. Но лично мне с тех пор все время, пока я у них жила, было страшно выходить вечером во двор – так и казалось, что сейчас из кустов кто-то прыгнет…

– Век живи, век учись – дураком помрешь, – улыбнулся Станислав. – А если культурней, то можно сказать так: «Есть многое на свете, друг Гораций, что и не снилось нашим мудрецам»…

– Это Шекспир, «Гамлет», – гордо вставила Татьяна.

– Не сомневаюсь, что вы его читали, – с легким раздражением отозвался Стас. – Я, например, тот знаменитый монолог – быть или не быть – до сих пор помню наизусть и иногда с удовольствием произношу про себя. Чего и вам желаю…

– А все-таки, что это было за животное, кто-нибудь имеет представление? – спросила Маша.

– Я знаю, – серьезно ответил Борис. – Сбежавший из лаборатории продукт генной инженерии. Гибрид быка, пантеры и обезьяны. Лет десять – пятнадцать, и мы удивляться перестанем. Если чуму переживем.

Кто-то фыркнул в темноте.

– Деточка, а ты что же? – сладко обратился Соломоныч к уже выразительно ерзавшей на стуле Оле Маленькой. – Ни за что не поверю, что современный ребенок не расскажет историю про оживших мертвецов…

– Расскажу, – спокойно ответила девочка. – У нас зимой прадедушка умер. И я его видела… уже потом. И он со мной даже разговаривал.

– Оля! – предостерегающе подняла руку ее мать и обратилась с разъяснениями к окружающим: – У нас действительно дед умер недавно, совсем старый, далеко за девяносто. Но, к удивлению, до самой смерти был в своем уме, даже свекровь мою строить умудрялся… Только вот не думаю, чтобы он из гроба вставал… Так что, Оля, лучше не выдумывай, да и спать пора уже.

– Опять спать! – со слезами выкрикнула девочка. – Почему ты всегда, как только я хочу что-то сказать, гонишь меня спать?! Почему всегда…

– Потому, что ты, в основном, говоришь глупости, – ровным педагогичным тоном ответила Татьяна. – Немедленно поднимайся и…

– Нельзя так! – почти крикнула Королева. – Она ничего глупого еще не говорила. Наоборот, только интересное. Все хотят ее послушать. Начинай, Олечка…

– Ничего страшного, – поддержала Оля Большая. – Пусть ребенок пофантазирует. Это же естественно. Не забивай ты ее, Таня…

Сдаваясь, Татьяна пожала плечами и откинулась, глядя вниз: ей было очень стыдно за свою распущенную и вранливую дочку, которой тут все так бездумно потакали.

История десятая,рассказанная мягко забитой девочкой Олей, о том, как ее старенький прадедушка разговаривал с ней после смерти.

Когда прадедушка Костя умер, его похоронили. Он не с нами жил, а с бабушкой. Потом бабушка меня к себе на взяла – ну, на майские. И пекла она однажды пирог с мясом на кухне, а мне мультик включила, старый какой-то, про Белоснежку. Ну, я сижу и смотрю, а потом вдруг поворачиваю голову – а прадедушка Костя на диване сидит и улыбается. И такой как молодой, только старый… Не знаю, как сказать. В какой-то белой-белой рубашке, я раньше ее не видела. Я ему говорю – почему ты улыбаешься, ты же умер. А он мне: я хочу, чтобы ты нашему Мите от меня передала «спасибо» за грамоту. Я думаю, какая грамота – не мог же наш Митя дедушку грамотой наградить? Спрашиваю его: а почему ты Мите сам не говоришь, а просишь меня передать? Он и отвечает, что это потому, что Митя уже слишком большой. Я подумала – как это? Хотела еще спросить, смотрю – а деда Кости уже нет.