Предпоследний Декамерон, или Сказки морового поветрия

Но вот настал долгожданный день выписки, огромная санитарка выкрикнула в дверях мою фамилию. И вот я уже внизу, моего мальчика ловко пеленает другая санитарка, через плечо бросая мне: «Пошевеливайся давай»… Но у меня куча разрывов, и шевелиться больно. Кое-как справляюсь, вместе идем к выходу в приемную, мою фамилию опять зычно выкрикивают… А в ответ – тишина. Что такое? Ведь моя одежда, приданое ребенка – все доставлено… Других женщин встречают с цветами и поздравлениями, папы сразу кидаются к нянечкам с деньгами: в питерских роддомах была тогда строгая такса: за мальчика – тысяча, за девочку – пятьсот. Обесценивание женщины начинается даже не с первых шагов в этом мире, а еще раньше. Моя нянька ждет «зелененькую», но… никто не торопится ее осчастливить. Я ничего не понимаю: еще утром я звонила маме, и она сказала, что остается дома готовить праздничный стол, а муж мой везет вещи в роддом, покупает цветы и подгоняет такси… Мы с ребенком одеты – значит, был здесь! Куда делся? Набираю номер – недоступен. Еще и еще раз… Такси ловит? Да чего их ловить – они вереницами в часы выписки стоят у роддома, знают, что на радостях получат большие чаевые… Няня презрительным тычком сует мне в руки одеяловый кулек с младенцем: ей все ясно – нагулянный он, что с меня взять… Я остаюсь в переполненной приемной, где люди демонстративно отворачиваются от меня. Женщина, которую никто не встречает с ребенком из роддома, недостойна никакой жалости… Потому что – заслужила: не рожай от кого попало.

Неловко прижимая к себе новорожденного сына, выскакиваю на крыльцо, боясь оступиться: я хожу еще враскорячку и не привыкла шустро бегать с ребенком через двойные и тройные двери. Но и с крыльца моего мужа не видать – зато кидаются таксисты со своими услугами. Денег у меня нет, но ничего, мама заплатит – только вот страшно уезжать: вдруг с мужем что-то случилось, а я тут разобижусь и уеду! Надо ждать! Он не мог просто так взять и уйти! Этому есть какое-то логичное объяснение! Звоню, звоню ему постоянно – вне зоны, вне зоны – уж и робот, наверное, устал повторять…

Объяснение нашлось примерно минут через сорок, когда неторопливой походкой в приемную вошел мой супруг – с прозрачным пакетом в руке. Уже почти ослепшая от слез обиды и страха, я еле разобрала, что у него там… Какой-то овощ, весь перепачканный в земле. Картошка? Нет, очень вытянутое что-то… Морковь? Светлое для моркови…

Муж победоносно воздевает пакет над белым с синей лентой одеяльцем нашего сына:

– Вот! В этом супермаркете, – прямо за роддомом располагался дорогой сетевик, – оказался корень хрена! Сто лет нигде не видел настоящего! А то что там во всяких баночках – это так, легкая закуска… Только передо мной последний забрали, пришлось ждать полчаса, пока из подсобки новые ящики принесут… Теперь я до лета обеспечен хреном! Сейчас приедем домой, проверну через мясорубку, разбавлю уксусом и сахаром с солью, мать твоя закатает в банки – и будет, знаешь, какой горлодер? Во!

Слезы высохли как-то враз. Я через силу проговорили:

– У нас, вообще-то, ребенок родился…

Новоиспеченный папаша рассеянно глянул на отпрыска:

– Ну что – ребенок? Ребенок – вот он. Куда он теперь денется? А вот корень хрена достать – это еще ухитриться надо.

Некоторые из тех, кому я рассказывала об этом, не верили, говорили, что такое – как-то чересчур… И все же это правда. А нашлись и такие товарищи, которые похвалили моего первого мужа за рачительность. Ведь действительно – что мне трудно было полчасика в тепле подождать?

Все молчали. Беспутная Маша, менявшая мужей, как перчатки, постепенно переставала казаться такой уж легкомысленной и легко рубящей с плеча, не признающей трудного процесса «притирки» во имя грядущего семейного счастья…

– И… долго вы с ним после такого прожили? – робко спросил Соломоныч.

– Представьте, ровно год. Когда в суде разводились, у меня на руках сидел довольно тяжелый годовалый ребенок, которого муж отказывался даже просто немножко подержать, когда у меня руки совсем отнимались. Шипел: «Сама родила, сама и таскай». И тут же громко описывал судье, какая я дурная жена и мать… – спокойно, как о давно отболевшем, пояснила Маша.

– Молодец мужик… Такие даже в наше время редкость… – иронично фыркнул Борис. – Короче, я Король сегодня, кого хочу, того и назначаю. Давайте, Соломоныч, расскажите нам о женской подлости. Не все же мужиков клеймить…

Соломоныч значительно пожевал губами:

– Н-не знаю… Разве что, если считать, что в жилконторах работают одни женщины… Тогда это мегеры какие-то… Подлые убийцы…

– Убийцы? В жилконторах? Понятно, что там не ангелы, но все-таки… – удивился Макс.

– А вот послушайте.

История четвертая, рассказанная гуманистом Соломонычем о том, как одна московская жилконтора решила провести «декотизацию».