Предпоследний Декамерон, или Сказки морового поветрия

Меня не наказали дома – в привычном смысле этого слова. Просто, когда мама пришла с работы, от одного ее взгляда меня как прострелило, – и боль эта осталась со мной надолго, став настоящим, а не сиюминутным наказанием.

С тех пор прошло примерно сорок пять лет. Я до сих пор помню ту холодную зимнюю ночь, широкое темное окно кухни над бездной шестого этажа, стрекот электричек на близкой железной дороге, ощущение своих босых ног на прохладном пластике стола… А когда в универсаме мой взгляд случайно падает на почти такую же, как в детстве, плитку «Вдохновения», – я вздрагиваю и отвожу глаза. Потому что некоторые преступления не имеют срока давности.

– Какой ужас… – прошептала Маша. – Я представила себя на месте твоей мамы… Я бы, наверное, стыда не пережила…

– Вот такой я герой, – усмехнулся Борис и вдруг тише добавил: – У тебя.

Маша вздрогнула и подняла на него быстрый пронзительный взгляд.

– Хотел бы я набраться такой смелости, чтобы рассказать о своей подлости, а не о чужой, – сказал Станислав. – Но, в конце концов, вы были ребенок, обиженный несправедливостью: мама привезла десять шоколадок, из которых вам – ни одной. Не знаю, может, я так же поступил бы.

– О, ребята! – вмешался вдруг Максим. – Я вам сейчас тоже расскажу про одного героя. К счастью, это не я.

История вторая, рассказанная начинающим мистиком Максимом, о том, как одна девушка случайно получила возможность проверить своего жениха на вшивость до свадьбы.

Чтобы человека узнать, нужно с ним пуд соли съесть… Да? Нет, хватит и столовой ложки. Но уж, чур, без воды и сахара – всухую. Тогда, может, не придется и пуд съедать. Необходимость отпадет…

Светка, подруга моей старшей сестры, нашла себе завидного жениха. Тогда, во второй половине восьмидесятых, особый образ положительного мужчины не сходил с экранов, плакатов, страниц книг: красив, широкоплеч, имеет твердый подбородок и ясные глаза, немногословен, мужественен, заботлив, надежен… и так далее. Светочкин жених Витя все это сочетал. Еще речуги толкать любил – о чести, совести и высокой нравственности. Учился на журналиста, а она работала в газете секретарем. Свадьбу планировали сыграть в конце его пятого курса, а после четвертого он отправился писать репортаж о работе геологов в полевых условиях – куда-то в Хакассию. Светка, естественно, взяла отпуск и поехала с любимым – как же иначе? Они ведь неразлучны, часа друг без друга не могут прожить, не то что недели! Из Москвы до Абакана долетели, как все советские люди, на Ту-154, там собирались пересесть на самолет – и пересели, только такого самолета эти юные москвич с москвичкой и в глаза не видели: Света потом рассказывала, что он напомнил ей летающий трамвай. (Думаю, одна из «Аннушек» это была, не иначе; такие и до сих пор, говорят, летают за Уральским хребтом на близкие расстояния.) Никаких стюардесс и кресел, чуть ли не деревянные на железных ножках стулья привинчены к полу; летчик один – тут же, за занавеской, – выглянул оттуда: «Все на месте? Пристегнулись? Тогда поехали…». И «поехали». Все дребезжало, прекрасные «Саяны» казалось, плыли прямо под ними; кругом – пассажиры самые необычные: кто-то в неведомых национальных костюмах, кто-то с набитыми мешками, одна женщина – вообще с живым гусем в кошелке… И, представьте себе, что-то случилось с этой «стальной птицей», и она начала рывками падать, причем, откуда-то с гудением вырывалось пламя… Никто даже не пискнул – настолько остолбенели люди от ужаса… Наши влюбленные в панике вцепились друг в друга… Но летчик непринужденно высунулся из-за занавески: «Спокойно, граждане, нам повезло – «сядем усе». Тут рядом в горах есть площадка, а на ней – заброшенный военный аэродром, но на него до сих пор садятся, если надо. И мы сядем, только держитесь там крепче и голову прикройте, как сможете…».