Предпоследний Декамерон, или Сказки морового поветрия

Однажды я сильно заболела гриппом и позвонила сказать, что не могу прийти к нему на свидание. Он ответил: «Я купил пирожные – мне что, выбрасывать их, что ли? Приди и съешь, а потом болей, сколько хочешь». Если речь заходила о каком-нибудь несчастье с кем-то из знакомых, мой «витязь» только пожимал плечами и переводил разговор на тему искусства. Однажды меня постигли крупные жизненные неприятности, я бросилась к любимому за советом – и услышала: «Ой, пожалуйста, ничего тяжелого мне не рассказывай. Любовь – это светлое чувство. Ему должна сопутствовать только радость. Давай встретимся, когда твои неприятности закончатся. А до этого, умоляю, мне не звони, а то я расстроюсь. Мне вредно». Когда тяжело заболела его старая мать, к ней бегали две его бывшие жены и дочь – но не единственный сын. Спросила – почему. Ответил: «Не хочу волноваться, у нее и без меня все есть». На похороны он тоже не пошел. Почему? Они были назначены на десять часов утра, а для него это «середина ночи», и «…если я встану в такую рань, то головная боль на весь день обеспечена». К тому времени моя влюбленность уже в муках погибала, но я все равно пыталась робко искать ему оправдания: то он недавно переболел (ОРЗ), то получил тяжкую моральную травму (с работы уволили), то слишком ранимый… Но все равно вопрос в конце концов встал ребром: насколько низко может пасть человек, продолжая считать себя образцом нравственности? Да, представьте, мой герой постоянно толкал речи о человеческой черствости и писал душещипательные статейки в журналы о тонких чувствах – то есть, разбирался в них прекрасно, не судил только самого себя.

Конец нашим встречам положил рассказ общего знакомого о соседском породистом коте, который пришел однажды на дачу к моему красавцу, когда тот на веранде рассуждал со знакомым о вечности, – так, из любопытства, часто свойственного домашним непуганым котам. Котик мягко вскочил на диван, где восседал «витязь», – и здоровенный двухметровый мужик, не прерывая разговор, лениво взял животное за шкирку и ударил с размаху о стенку, сломав ему две лапы. Кота потом еле вылечили. Я спросила бывшего возлюбленного в лицо – правда ли, что он совершил такое страшное деяние. На меня посмотрели два ледяных глаза – с полным непониманием: «А что я такого сделал? Я просто не люблю кошек и отшвырнул какую-то, которая лезла… Я что – виноват, что она лапы сломала? Сломала и сломала, я-то тут при чем?».

Знаешь, он до сих пор жив и здоров. И все так же пишет, наверное, свои высоконравственные статейки…

Вот примерно так она рассказала.

– Мужик как мужик, – сказала Маша. – Таких раком до Москвы не переставишь.

– Москва в пятидесяти километрах, – напомнил Борис, приподняв бровь.

– Я имела в виду – от Питера. Или от Парижа, все равно.

– Между прочим, Дмитрий, ты судишь взрослых людей в то время как сам еще мальчик, – сочла нужным сделать замечание его мать. – Да еще подслушиваешь чужие интимные разговоры. Ты вполне мог чего-то не понять, не так оценить… Изволь помнить, что ты еще далеко не взрослый и не можешь рассуждать о чьей-то нравственности! Тебе еще собственную развивать и развивать.

Против обыкновения, Митя не стал спорить и отрешенно откинулся на стуле.

– У него-то с этим все в порядке, – негромко сказал Станислав. – И подмечает он правильно. Жаль, много трудностей парню предстоит. Которых вполне можно было бы избежать, – он многозначительно глянул на родительницу мальчика.

– Вы на что намекаете? – раздраженно спросила та. – Мы с отцом в лепешку расшибаемся ради будущего детей. Муж свой бизнес с нуля создавал, а Митя на готовое придет. Отец ему все разъяснит, покажет… Какие еще трудности… Только б чуму проклятую пережить, а там…

– Именно… И не только чуму, – Стас отвел глаза, не желая спорить.

– А ты, маленькая, уже знаешь, что такое человеческая подлость? – пристально посмотрел вдруг Борис на Олю Маленькую.

– Вот только ребенка не надо трогать! – вскинулась Татьяна. – Ей еще и семи нет, она в этом году из вполне приличного детсада вышла, росла среди любящих людей. Зачем ей раньше времени такие вещи знать? Она и так сегодня слишком много… всякого… услышала. Хорошо, что не понимает пока.

– Понимаю, – тихо сказала девочка. – И сейчас расскажу, как мне сделали подлость.

– Хорошо, расскажи, – смирилась мать и бросила в сторону: – Какие-нибудь детсадовские обиды…

История десятая, рассказанная выпускницей приличного детского сада Олей Маленькой, о том, как ей довелось хорошенько прочувствовать человеческую подлость.