Предпоследний Декамерон, или Сказки морового поветрия

Я встретила ее через четыре месяца в роддоме, в послеродовом отделении. Она родила сама, здорового мальчика. Роды были легкие, хотя вокруг, как она рассказывала, стояла «вся дежурная бригада и начмед с главврачом». Хорошо, хоть гроб рядом с акушерским креслом заранее не поставили… Я спросила, не знает ли она про Гулю (ту, с четырьмя почками). И оказалось, что Гуля как раз выписывалась, когда только что родила Света. И тоже родился здоровый мальчик, только Гуле сделали кесарево в тридцать восемь недель. Выписывалась здоровая и счастливая…

Они рискнули и победили. Вот это действительно Поступки, а не то что… – Татьяна кинула выразительный взгляд в сторону откинувшегося в тень Бориса.

– А вы еще говорите, что Бога нет, и ругаете своего сына за то, что у него верующий товарищ, – сказал Станислав.

– Причем здесь Бог? – удивилась Татьяна. – Девчонки проявили смелость и упорство ради своих детей, рискнули собой…

– И Бог их за это помиловал, – тихо закончила Оля Большая. – Я всегда знала и чувствовала, что он любит именно таких – отчаянных… Тех, которым все говорят: «Это невозможно!» – а они делают и побеждают.

– Ой, – досадливо махнула рукой Татьяна. – Давайте не будем в эту плоскость все переводить. Так все человеческие заслуги можно на Бога списать.

– Можно и нужно, – кивнул Станислав. – Сказал же Он: «Без меня не можете творите ничесоже».

– Надо же, какой упрямец, – попыталась улыбнуться Татьяна. – Вот сидите тут, и ждите, пока Он вас от чумы помилует за ваше упрямство.

– А я и жду, что мне еще остается, – легонько дернул уголком рта Станислав. – Вижу, моя очередь рассказывать.

История пятая, рассказанная христианином Станиславом, о мальчике, который больше не смеялся.

Был у меня десять лет назад друг Иван… Ну, как друг… Насколько может быть другом человеку, родившемуся в конце семидесятых, человек, родившийся за десять лет до войны. Он приходил к нам в школу, выступал перед старшеклассниками со своей книгой про войну и ленинградскую блокаду… Потрясающая то была книга – непричесанная, совершенно правдивая…

Когда началась Блокада, я навсегда перестал смеяться – эти слова автора предваряют первую главу. А мальчику было-то всего десять лет…

Книг о блокаде Ленинграда написано великое множество. Едва ли не каждый выживший или вырвавшийся брался за перо – и все равно мы, не пережившие эту трагедию, полностью представить ее себе не в силах. Тем драгоценнее для нас каждая деталь воспоминаний очевидца – нет, свидетеля! – потому что суд еще не окончен…

Опыт Ивана определенным образом уникален – потому что это история не просто блокадного – разучившегося смеяться навсегда – мальчика, но также и маленького солдата, приемного сына пусть не полка, но батальона. В книге описано не пассивное страдание, не попытки выжить любой ценой – а жизнь деятельная, что прямо-таки удивительно, когда вспоминаешь о возрасте героя книги. Все знают, например, Таню Савичеву. Она писала в дневнике, как страдает, как умирают вокруг нее люди… Но сделать ничего не может – ей ведь только десять лет. Такие маленькие дети обычно полностью зависимы от родителей – а мальчик Ваня убегает на фронт, да еще и ухитряется приносить там ежедневную реальную пользу и даже совершить подвиг: под огнем противника отнести записку на батарею, ошибочно стреляющую по своим…