Предпоследний Декамерон, или Сказки морового поветрия

– Не вылечат, – безразлично сказал Борис.

– Ты… ты это тоже знаешь?.. – запинаясь и холодея, спросила Маша.

– Нет. Этого я не знаю. Про Олину семью я не знаю ничего. Что само по себе уже показательно. Когда я ничего не знаю, я просто делаю логический вывод: там все хреново, раз я не чувствую, что хорошо, – бесстрастно разъяснил он. – И знаешь, что? Там, у люка, говорят, что забавные истории сегодня можно рассказать после обеда, а не ужина, потому что, похоже, придется лезть вниз уже сейчас.

Маша вздрогнула от изумления перед способностью человека к такому мгновенному перемещению меж двумя краями пропасти над разверзшимся внизу адом:

– И ты… ты сейчас расскажешь смешную историю? – шепотом спросила она.

– Как и ты, – ответил ее бывший любовник. – Давай руку. Сердца не надо.

Маша неожиданно улыбнулась и смело вложила свою ладонь в его.

* * *

Хлопотливый Соломоныч распорядился обедом так быстро, что Оля Большая едва успевала ему помогать. После этого все, по раз и навсегда заведенному порядку, выстроились в очередь к кухонному крану, чтобы помыть свои тарелки и приборы, – неукоснительное правило касалось даже Оли Маленькой, которая, пожалуй, одна охотно исполняла это неприятное другим дело, ведь тем самым она становилась на одну доску со всеми взрослыми. Тоненькие струйки тепловатой водицы еще бежали из одного кухонного и двух умывальных кранов – эту воду использовали только для мытья – ту, что требовалась для готовки и чая, привозили в канистрах из уцелевших колодцев и кое-как транспортировали в бункер, где чистая вода ценилась почти в прямом смысле на вес золота. Действительно, если бы какой-нибудь из отчаявшихся женщин пришла в голову идея обменять драгоценный перстень на бутыль воды, желающие вполне могли бы найтись – другое дело, что никто из двух так и не добившихся единоличного лидерства претендентов никогда не позволил бы такого мародерства в своей вотчине…

После мытья посуды все добровольно вернулись за стол – и новоиспеченный Король немедленно приступил к делу:

– Давайте обойдемся без всяческого разброда и шатания. Лично я назначаю выступающего, он спокойно рассказывает, а потом сразу же выступает другой. Зачем нам эти прения после каждой истории?

– Ну да, сейчас. Не слишком много ли власти. У нас тут монархия сложилась, между прочим, не самодержавная, а конституционная. С Думой первого самовольного созыва, – сказал Борис и презрительно фыркнул. – Я первый желаю отстреляться.

– Ну, что ж, я не возражаю, – все-таки оставил за собой последнее слово Король.

История первая, рассказанная микроинфарктником Борисом, о том, что бывает, когда моська лает на слона.

Так получилось, что по первому и главному образованию я – филолог-востоковед, поступил на первый курс востфака ближе к середине девяностых и ездил по Невскому проспекту в университет на единственном троллейбусе, сворачивавшем на Университетскую набережную к зданию филфака и востфака. От метро «Канал Грибоедова» ездили студенты и преподаватели нескольких наших факультетов и всей Академии художеств. Машин тогда почти ни у кого не было – в том числе и у старшего преподавательского состава. Ну, а кондукторы тогда временно были отменены, вместо них стояли кассы со стеклом – а в стекле была щель, куда нужно было самостоятельно бросить свои монетки и оторвать билетик. Многие, конечно, ездили «зайцем» – но только студенты, разумеется. На то и существовали контролеры – ловить их и штрафовать. Штраф был тогда червонец, стипендия маленькая, и отдавать было очень жалко, но отказавшихся платить везли в милицию…