Предпоследний Декамерон, или Сказки морового поветрия

Я остолбенела и невольно прислушалась – согласитесь, не каждый день такое слышишь. Говорили они громко, так что вульгарно «подслушивать» не пришлось. Муж – зычным басом – объяснил дело так:

– Понимаешь, мы с сестрой вдвоем мыли маму, и меня окатило водой – от пояса и ниже. Промокли домашние шорты и трусы. Я шорты снял и повесил, остался в мокрых трусах. Надеть на них брюки и пойти на улицу – тоже промокнут, будет холодно. Думал, пойду без трусов, в одних брюках – но ведь они колются… Сестра меня пожалела и дала свои новые трусики из упаковки, мужских у них нет. Я и надел – все же лучше, чем ничего.

Я не знала, плакать или смеяться. Приятельница вышла, посмотрела на меня, поняла, что я все слышала, и спокойно сказала:

– Я ему верю. Все именно так и было.

А знаете – я тоже верю. Или не надо?

– Во, выкрутился мужик! Виртуоз! – восхитился Максим.

– Он правду говорил, – твердо сказала Оля Большая. – Судя по всему, он был трезвый, а, выходя от любовницы трезвым, ее трусы не наденешь. Значит, все так и было.

– Ты чего, правда можешь в такое поверить? На мужике трусы в цветочек, он говорит, что сестра их дала, – и ты проглотишь?! – изумилась Татьяна.

– И что с того? – мотнула головой Маша. – Правда порой позаковыристее лжи. И это доказывается хотя бы тем, что мы в двадцать первом веке сидим в подземелье без электричества, рассказываем истории, а кругом – чума. Ты полгода назад поверила бы, если б тебе сказали? Нет? То-то… Отчасти поэтому я сейчас еще больше верю тому мужику. Простая житейская ситуация… Другое дело, что тут просто мишень для тапок…

– Господа, не будем надолго отвлекаться! – отчаянно призвал Соломоныч, уже невежливо тыкая пальцем в Машу. – Вот вас прошу высказаться… Только чтобы действительно смешно…

– Боюсь, что будет немножко страшно… – она искоса взглянула на мнимо равнодушного Бориса. – Это почти что репортаж с моей первой свадьбы…

История четвертая, рассказанная троекратной невестой Машей о том, как можно спокойно проспать собственную авиакатастрофу.

В 2013 году я вышла замуж – всего лишь первый раз, как выяснилось, но кто же в день свадьбы о таком думает! Для регистрации я прилетела к месту службы мужа, свежеиспеченного лейтенанта, в зауральский городок. Так случилось, что регистрация в местном Загсе была назначена на последний день моего пребывания там, ранним утром самолет должен был увезти меня в родной Петербург. После регистрации сослуживцы (может, правильней – однополчане?) мужа устроили нам свадьбу – как смогли. Поскольку в части присутствовала какая-то сложная техника, то военнослужащим выдавали спирт «для протирки оптики». Представляете – в России – спирт для протирки оптики? Много. А я была – рафинированная петербургская девочка с искусствоведческого… Подробности свадьбы можно опустить, как и моей первой брачной ночи, из которой я, как ни пытаюсь, не могу вспомнить ни минуты. Мой муж тоже не мог.

Утром нас кое-как подняли и доставили в аэропорт, а в самолет меня погрузили точно так же, как всем известного Женю Лукашина: увидев состояние пассажирки, добрый милиционер, стоявший радом со стойкой, где проверяли билеты, сам велел пропустить провожающих на летное поле, потому что всем было ясно, что одна я до самолета не доберусь. Ребята меня на совесть пристегнули – это я смутно помню – и отбыли, потому что пришло время самолету отправляться в полет… Чудом не последний.

Рейс был прямой, до Петербурга – билет заказали заранее. Взлета не помню – отруб произошел моментально. Открываю глаза: я по-прежнему пристегнута, самолет стоит, в тусклом свете видны фигуры пассажиров, бойко устремившихся к выходу. Я обрадовалась: надо же, восемь часов полета проспала! И уже Питер! И никаких проблем! Папа и мама встречают в аэропорту! Сейчас такси отвезет меня домой, в родную девичью комнатку… Мое лицо, вероятно, просияло… В эту минуту я услышала рядом с собой мужской голос с характерным грузинским акцентом: «Нэ, радуйся, дэвушкэ! У нас винужденный па-асадка. В Семипалатинске… Ми тут все уже к смэрти приготовились, слюшай, – а ты так хорошо спаль, пристегнутый… Ну, ми и пожалели тебя, решили: чего человеку зря мучиться? Ва-а снэ пуст умирает. И не па-аймёт ничего…». Уже потом другие пассажиры рассказали, что самолет после жесткой турбулентности стал резко снижаться, так что у всех заложило уши и чуть перепонки не лопнули, что сначала стюардессы, белые как мел, всех уговаривали успокоиться, а потом куда-то исчезли, и было не дозваться – и в, довершение всего, свет погас с концами, включился только, когда самолет уже как-то приземлился и встал. Теперь его будут чинить, а нас сейчас отвезут в здание аэропорта…