Предпоследний выход

Вот и нашёлся ученик Вамнаму. Правда, постарше будет, лет на пяток. Но, если принять во внимание разницу в длительности жизни, то всё чудненько сходится. Ученик переживёт учителя больше чем на поколение. Любомир Надеевич был доволен своим новоявленным ученичеством. Что-то такое подобное, ведь, предчувствовал ещё в ГУЖиДе, когда размышлял о выпуске. Вот он, выпуск, и есть. Предпоследний. Правда, неувязочка выходит с будущим. Снова мы вспомнили, что в этом выпуске будущее не предусматривается, как, впрочем, и прошлое. Только настоящее вокруг. А ученичество предполагает существование будущего, оно даже туда и направлено. Зачем учиться, если нет будущего? Наш гужидеянин пожал плечами и молвил про себя: «учиться и нужно ради настоящего, а не будущего». Прямо как отрезал. Ладно, может быть, Ятин и прав. И пусть он будет доволен собой. Вамнам, кстати, тоже не горевал. «Способный ученик достался. Долго искал такого и, наконец, он сам нашёлся», – отвечал он на вопросы любопытствующих земляков на Ближнем Юге. И по всей округе понеслась радостная весть: мудрость Вамнама не сгинет.

Ятин даже за короткий срок много чего успел нахвататься у Вамнама. Одна беда. Память. Записать этот кладезь нет возможности. Письменных принадлежностей нет. А много чего умеющий ладонеглядка работает здесь только в порядке беседы. Ещё беда, и поглавнее – не переврать потом. Ведь поправить-то будет некому. Но есть надежда, есть. Память иная, глубинная. И подмога имеется повсюду. Любомир Надеевич, зная о главном свойстве тайносодержащих вод, подходил ко рву с водой и подолгу вглядывался туда в поисках помощника для запоминания. Созерцание воды стало необходимым действием. Поговорит с Вамнамом, послушает его речи и – к воде.

– Ты бы на реку сходил. В ней вода побогаче, и поёмчее, – говорит Вамнам.

– Побогаче-то побогаче. И ёмкость велика. Но текучая она. Утекает постоянно.

– Ишь ты. Любомир. Ты скорее на Любомудра больше похож.

– Хм.

– Думаешь, вода поможет тебе слова запомнить? Нетушки. Слова слишком длинные да многие. И сора в них дополна. Эдак, вбирая все словеса, вода загустела бы и замусорилась. А она, видишь – прозрачная.

Ятин горестно вздохнул и почесал почти незаметную и почти не имеющую толщины стенку напёрстника на большом пальце.

– Это чего у тебя? – полюбопытствовал Вамнам.

– Да так, средство, чтобы им тюкать во всякие нужные тебе приспособления.

– Приспособление, говоришь? Нетушки, не так вовсе. Не приспособлением ты пользуешься, а делателем. Побывал я в вашей Гужидее, поизучал ваш быт. Могу и тебе объяснить. Вот, скажем, ложка, миска, – они что? Приспособление для дела. Ну, еда ведь главное дело, не так ли? Хе-хе. Ни ложка, ни вилка, ни иное что, – сами ничего не производят, не делают. Потому-то и называются они приспособлениями для настоящего дела руками нашими. А ваши искусственные работники, называемые тобою приспособлениями, они именно делают, производят за вас такие-сякие вещицы. Хотя, и вещами-то их назвать нельзя. Не являются они вещами.

– Как это?

– Хм. Вещь не просто отвлечённый предмет, в ней слово содержится. Вещь – то, что названо человеком. Она ощущается. А почему? Потому что суть имеет. Существует, значит, имеет суть. И обязательно что-то говорит за себя. Напоминает о чём-то либо важном, либо любимом. Тогда она вещь. Вот у Адама в раю всё окружение было вещами. Почему? Да потому, что он сам назвал каждый предмет своим именем. Слово своё вложил в них. Суть. Что не имеет имени, а значит, сути, вещью не является. Так, отвлечённые предметы. У вас всё как раз такое, слова в себе не несущее. Нет, названия-то у них, конечно, есть. Как без названия. Неудобно без них. А вот имени нет. Потому-то и подлежат они продаже и покупке.

Любомир покивал головой, как бы сокрушаясь и соглашаясь. «Где есть имя, там ещё и честь заключена. А таковое действительно ни продать, ни купить». И попутно всплыли в памяти виденные им некоторые предметы в жилище Вамнама, от коих веял намёк на неведомый особый смысл. «И янтарный шарик в волосах Вамварьки, между прочим, тоже со смыслом, от него исходит какая-то суть»… Но потом всё-таки возразил:

– Не совсем так. Ты же знаешь, у нас большинство, как ты говоришь, отвлечённых предметов – вообще изображения их, а не сами они. Вещественно-то, их нет в природе.

– Угу, и я говорю. Мало того, что вещь утратила у вас основной смысл, обратившись скорее в безделицу, чем в пользу, но почему-то для вас ценную, так вы и дальше пошли: угодили её вовсе в пустое изображение, то есть, в несуществующее. Разве ж это может быть вещью?

– Природа – вещь?

– Правильно понял.

– Никола-Нидвора мне заявлял, что у вас природа, по сути, настоящий посредник, поскольку она и есть среда. Среда обитания.

– Верно. Но не только она посредник.

– А что ещё?

– Разум, мил человек, разум. Вот что. И он, по-видимому, посредник наиглавнейший будет. Ну, а между людьми – он выражается разумной речью, конечно.

– Так и у нас тоже.