Предпоследний выход

Любомир Надеевич, после душевного потрясения от наглядного урока действия разума непосредственно на природу, немного отдохнул умом. Помогли семь дней перехода с Ближнего Юга. Он либо помалкивал в пути, либо шутки шутил с Вамварькой. Теперь здесь, на заставе, решил выйти на связь с сынком племяшки. Без свидетелей. Надо сказать, что во время голосового общения через переговорное устройство, остальные способности ладонеглядки отключаются, дабы не вмешиваться в разговор. Иными словами, ладонеглядка ничего не слышит и не записывает. А речь шла как раз о нём самом.

– Сначала объясни, как ладонеглядка включается и выключается.

– Просто. Словом. «Включись». «Выключись».

– Ух, а я не догадался.

– А ещё о чём хотел спросить?

– Скажи, как ладонеглядка может получить платёжное средство без решения обладателя ладони? – поспешил Ятин задать насущный вопрос.

– Никак. Только человек направляет туда средство платежа. Или государство. По закону.

– Угу. А по закону, это как?

– Ну, государство же переводит тебе пособие.

– Переводит. Но прямо на напёрстник.

– Ты, дед, отстаёшь от жизни. Теперь и через ладонеглядку можно. Да, тебе нельзя, потому что ты госиждивенец. А другие люди переводят себе и зарплату, и долги – на ладонеглядку. Так удобнее. А оттуда на напёрстник списывают лишь будничные расходы, и вообще, сколько надо на сегодня. Так надёжнее.

– Понял. А ладонеглядки могут переводить друг другу платёжные средства, что на них лежат? Без ведома человека.

– Зачем? Им-то для чего? Им не нужны покупки. А что? Есть неприятность?

– Есть.

– Твой, что ли, решился на отсебятину?

– Мой.

– И что за неприятность?

– Образовался долг. А отдавать некому. Ладонеглядка ведь не человек. И вообще неживой он. Только голос. И дал мне в долг. Связи, говорит, у него есть. Стоящие.

– Хе-хе. Вот умница.

– Да уж, умница.

– За долг не беспокойся. Он сам вычислит долг из твоего жалования и перечислит заимодавцу, верителю своему. Тому, что с ним на связи. Кстати, откуда ты знаешь, что в нём голос неживого человека?

– Чего?

– Понял. Ты вообще ничего не знаешь о назначении голосов в ладонеглядках.

– Ну?

– У них голоса умерших людей.

– Кхе.

– Да. Они будто продолжают жить.

– Так и у меня на ладони покойник?

– Ну, ты, дед, даёшь! Голос ведь – колебание воздушного пространства. Если бы в твоём ладонеглядке звучал голос, ну, скажем, Паваротти или Каллас, ты разве упомянул бы о покойниках?

– Ты прав. Не упомянул бы. Хм. Ты сам придумал вставлять туда голоса?

– Да. Я их беру из эмэсчегэ.

– Угу. И мой тоже оттуда?

– Должен быть оттуда. Других источников у меня нет. А что? Опять задача?

– Есть.

– Серьёзная или смешная?

– И та, и другая.

– Скажи.

– Голос моего ладонеглядки – голос живого человека. И я с этим человеком недавно познакомился.

– Да ну?

– Ну да.

– Значит, где-то случился прокол. То есть, живого человека списали в неживые. Хотя… знаешь, я и пропавших без вести вставлял в ладонеглядки. Вроде бы пропали, а – вот они. Но у меня установка: чтоб не меньше года минуло с тех пор, как пропали.

Любомир Надеевич помедлил с продолжением разговора. А потом весело сказал:

– Спасибо тебе за голос.

И выключил связь повелительным словом, вместе с ладонеглядкой в целом:

– Выключись.

Потом дунул на ладонеглядку и сказал:

– Включись.

Глава 35. Голосовое общение

В ГУЖиДе, на улице Фёдора Конюхова, в почти безлюдном помещении голосового общения появились два человека. Один, средних лет, но лицом обросший и с глубокими смыслами в глазах, другой, с виду постарше, но с любопытными искорками в жадных очах. Они подолгу калякали в уголку. С целую вырезку к востоку от полудня. Обедниковую. На следующий день их свидание повторилось. Вечерком.

О чём говорили эти люди, и откуда взялись?

– И что же, милый Любомир Надеевич? – вопрошал человек, обильно обросший, но годами нестарый, – Что лучше? Что прикажете творить в нашем с вами обществе?

А. Один из них, оказывается, наш господин Ятин. Почти неузнаваем. А кто второй?

– Лучше, всё-таки голосом, дорогой искусник. Нет, грёзоискусство, вне сомнения, само по себе, занимательное дело, но песню заменить не может.

Угу. А второй, значит, знаменитый деятель грёзоискусства, известный нам только вскользь, да и тут мы видим его несколько сзади, лишь угадываем линию лица. И как зовут его?

– Да, любезный Данислав Всеволодович, – продолжил Ятин, – путешествие в Дикарию, действительно, повлияло на ваше творчество. Песнями вашими заслушаешься. Цены им нет.

Данислав Всеволодович покивал головой.

Вот и познакомились.