Предрассветные боги (СИ)

Эту ночь, надо думать, народ Кул запомнит надолго, сложив подходящее сказание — смеялся позже Парвит. А и, как иначе, коли в твоем родном селище посередь ночи разом поднимается такой гвалт, будто небо обрушилось на землю. Первыми из домов повыскакивали воины сакха, на ходу вздевая рубахи с бляхами и опоясываясь. Все они заворачивали головы на восход, где на высоком холме выросла огненная туша коня с языками вихрящегося пламени заместо гривы. Огромный жеребец, вскидывая морду и крутясь на одном месте, то и дело требовательно бил передними копытами, словно призывая их к себе. Солнечный бог-конь зримо ярился на что-то, не дозволяя воинам терять ни мгновения. Не успели пораженные поселенцы, выскочив из домов, и опомниться, как вся полусотня сакха сидела в седлах. Всадники, огибая дома, сливались в единый поток, исторгающийся из селища прочь.

Провожающий их люд, торчал промеж домов, не замечая шествующей мимо них богини. А та на каждом шагу касалась мимолетом тел, сбирая силу. И лишь изредка указывала Северко со Званом на иного мужика, а тот бездумно следовал за двумя горцами. Едва их набралось с дюжину, как поводыри увели замороченный полон к плотам. Вукена с Вуксаной, не пожелав оставить подругу, настороженно скользили сзади, беспрерывно принюхиваясь и скалясь. Между ними с распахнутым от восторга ртом любопытно крутила головкой Лунёк. Чего бы там ее мать-колдунья не вершила, но то, что творила на ее глазах богиня, не под силу и всем колдуньям срединного мира. Мара же, дойдя до конца вытянувшегося по берегу селища, остановилась. И оно тотчас зашевелилось, забурлило ошалевшими людьми.

…………

Она не стала слишком мудрствовать, взяв за основу суеверия, которыми были набиты головы этих людей — зачем изобретать колесо, сидя в повозке? А потому уже собравшиеся, было, вернуться в дома люди внезапно обнаружили вокруг себя двуглавых лягушек ростом с большую собаку на козлиных ногах. Или змей с клювами, или детей с громадными зубами, или волков с человечьими руками и ногами — воображение аборигенов этой планеты восхищало латию своей неутомимой плодовитостью и многогранностью. Эти конкретные представители человечества не разочаровали: даже мельком, краешком сознания не пытались понять происходящее, дружно бросившись спасаться из опоганенного, по их мнению, селища. Хорошо, хоть детей не побросали и друг дружку не перекалечили — не та плотность населения, чтобы затоптать толпой. Истошно вопя, народ рванул туда же, на восток подальше от реки, потом рассыпался, затаился по крохотным рощицам и впадинам меж холмов. И пока солнце, как основное дезинфицирующее средство нечисти не поднимется над горизонтом, с места никто не сдвинется. Перун со своими сакха поступит еще проще: оглушит, выкачает энергию и оставит ночевать под открытым небом на свежем воздухе. Теперь, кто бы их ни инспектировал, они дружно констатируют явление самого бога-коня, который прибыл осчастливить их честью напитать его своей жизненной силой. После чего убыл в неизвестном направлении в полном соответствии с неисповедимостью его божественных путей. Как в контексте этой истории станут объяснять нашествие на неповинный городок армии нечисти, Мара даже гадать не стала, отправляясь к реке. Ей необходимо оказаться на том берегу первой, обеспечив неприкосновенность переправы. Задумка Парвита хороша — ничего не скажешь, но координатор высшего уровня приложения лучше остальных знает цену вероятности искажения первоначального плана за счет случайностей.

…………

— Великая, там зло? — обеспокоился Ирбис, разглядывая ее закаменевшее лицо, обращенное на приближающийся берег.

Мара прошлась ледяным взором по темной речной воде да по четырем переправщикам, даже не подозревавшим, где они и чего творят. Потом вновь уставилась вперед. Берег, куда они стремились, был пуст, но где-то в десятке полетов стрелы от него к переправе трусила ватага сакха. Тревоги в них не было. Одна лишь озабоченность, ибо указано им было разузнать: не было ли известий от бога, опечалившего свой народ давним молчанием. Вукена с Вуксаной, балуя с Лунёк под ногами слегка одурманенных для спокойствия коней, насторожились. Ровно поняли, что из человечьей речи.

— Десяток с половиной сакха, — поведала, наконец, Мара. — Будут на берегу раньше нас.

Ирбис без лишних расспросов отцепил от седла загодя натянутый дивный лук, что преподнесли ему спутники. Она покосилась на охотника и качнула головой:

— Нет. Ты не станешь стрелять. Я сама с ними разберусь.

— Я мужчина, — прохрипел, набычась, охотник.

— Отец, негоже спорить с богиней, — едва слышно поспросила Лунёк на своем языке.

— Пусть спорит, милая, — равнодушно бросила Мара, даже не обернувшись к девчонке. — Человеку не заповедано спорить с богами. За это не наказывают.

— Но, перестают помогать, — заупрямилась юная колдунья. — Особо, когда человек творит глупость.