Предрассветные боги (СИ)

Драговит продрал глаза лишь к полудню. Не диво — вернулись уж под утро. Поохотились славно: по три зубастых олешка на брата — еле и доперли-то до озера. Хорошо, еще троих тащить не пришлось — волки их прямо на месте растащили, животы набили от души. Он усмехнулся, припомнив недельное блуждание по горам. И трепку, что устроила Палюду Алина — второе дитя носит, рвет и мечет. Изменилась Светогоришна с того дня три лета назад, как родила первенца. Ждала сына, а на руки ей Ожега с Бладой положили бога Перуна. Молодая мать как увидала эти зрячие ледяные глаза на осмысленном личике, так и повзрослела вмиг. До того все хихоньки да игрушки с луком, а тут подобралась вся, осанку величавую обрела. Бросила шляться с мужем на охоту, с головой отдалась Бладе и Пленке. Короче, стала нормальной мужней бабой, радеющей о семье и заботах селища. Да и Лина, народив Ильму дочурку Оку, выровнялась с ней. И Меря, удостоив вконец замороченного ею Звана, принесла по осени сынка Садко. Нынче на берегу тихого озера на разные голоса ревет малышня. Ожега еще боле расцвела — как же, теперь-то у них настоящее селище, а не времянка отщепенцев. Растет Род славнов, Род Дажьбога! Драговит поморщился, натягивая на обмотку бродень. Не терпел досадную кличку, измысленную Деснилом, а его самого в отместку иначе, как Сварогом и не величал. Впрочем, и не выделялся тем особо — Деснила так постепенно попривыкли именовать все. Это он первым, вослед Ядрану, поименовал Белый народ славнами. Следом и прочие в четырех Родах то и дело: славны да славны. Приживается. Деснила все еще помнят, как вождя рысей — враз такое не позабудешь — но это, словно отзвук из давнего прошлого, а ныне все прямо грезят новой жизнью. И деятельны стали не в меру, и разговоров только, что о возрождении великого народа и его счастливой судьбе.

Многое изменилось за три лета, минувшие с прихода чужаков из полуденных земель. Росомах нынче нет — Кременко с Ядраном, как старшие из выживших, отдали своих родичей под руку Недимира. Там и остались-то вырученные из полона бабы с детьми да три десятка молодых охотников. Старших чужаки истребили вчистую — знали, что такие мужики шею не согнут. Вот Недимир-то и стал свой разбухший Род первым именовать славнами. Мудро. Не с руки ему в собственном дому устраивать дележку на рысей и росомах. А так, все едины, все равны. Он и обряды-то старые позабросил, едва Ягатму за кромку проводил. Ягорин отдал ему своего выученя Веселько, что к двадцать пятой весне вырос в настоящего павера. А Ягман с Ягдеем дали на то добро, и новое имя молодому товарищу избрали: Ягвер. Ныне они там что-то мудрят с обрядами — тихой сапой перекраивают. Старых прародителей, вроде, не позабывают, но Отца-Рода много чаще поминают. Новых обрядов налепили и новым богам учли кланяться. Богу-воину Перуну, что защищал Белый народ у двух холмов. Как такому не поклониться, коли чужаков две с половиной сотни упокоили, а своих лишь семерых за кромку проводили? Да коней сколь переловили, добра из аяса заполучили! Стрыю-ветродую обряды творятся — откуда и взялся-то? Не иначе, Мара подсказала — Драговит и не полюбопытствовал тогда. Оно понятно: вихрями, что стеной встали до неба и огнем запылали, все мужики полюбовались. Прародители звериные, чай, таких чудес сроду не являли. Людей и уговаривать не пришлось — сами ту разницу понимают. Кому ж под сильную руку не хочется? Под верную руку грозных защитников. Пса огненного, коего сама же Мара и слепила, тож поименовали: огненный охранитель Прави Смаргл. Понятно, что в иной ипостаси собаку трудно и представить. Огненный шар, зажженный Марой на месте заеденного трехглавого змея, паверы безо всяких затей объявили делом рук Хорса — защитника ясна солнышка от Чернобога.

Есть еще и Жива — хранительница жизни. Та самая, кою поначалу посчитали богом. Мара почародействовала перед уходом на битву, и Блада понесла от Кременко. Вот только народила она девку. А сама, пока носила в себе богиню, отменной знахаркой стала — Ожега обзавидовалась. Теперь они на пару носятся с двухлетней малявкой, что на деле выглядит вдвое старше, как это с Марой было. Сестра не нарадуется: отстали от нее, наконец-то заполошные бабы. И то: тетешкались с самой смертью, ровно с кутенком — смешно же! Вон бог-воин Перунка в свои три лета с его Колядкой выровнялся, а тому уж шесть. Перед ним самые злющие жеребцы тихими овцами ползают. Как-то малец в шутейную кулачную возню Рагвита с Ильмом влез, так еле уняли. А братишка с месяц синяком в пол лица всех радовал. Вот и нянчись с таким баловником — вновь усмехнулся Драговит, затягивая поверх парки пояс.