Предсказание по таблетке

Думаю, что подобный процесс познания характерен не только для Парижа, но и для Москвы, Лондона, Рима и любого другого города, имеющего историю и характер. Моя попутчица была права: каждый город имеет характер, особенный и неповторимый! Главное, захотеть его узнать и почувствовать. Захотеть!

Все последующие дни я с утра и до позднего вечера ходила по Парижу. Не только ходила, смотрела, восхищалась, но и чутко прислушивалась. В первый день я отправилась к Сене. По карте, которую мне подарил Морис, я быстро сориентировалась и без проблем дошла от бульвара Хаусманн до Опера Гарнье. Далее, поглядывая по сторонам, свернула на авеню De L’Opera, и перед моими глазами открылось все великолепие Лувра. Однако к встрече с ним я была не готова и, робко взглянув на дворец, пошла вдоль набережной по направлению к острову Сите. Нельзя сказать, что я заранее планировала маршрут. Нет! Моя интуиция подсказывала, куда идти, на что смотреть, где остановиться. Так, например, я долго стояла на берегу Сены. Может быть, причина — моя робость, ведь впереди возвышался Нотр-Дам; а может быть, я захотела посмотреть на главную реку Парижа. Так или иначе, я стояла на набережной и смотрела по сторонам. Недалеко от меня расположился книготорговец, притуливший лоток к бетонному парапету, тянувшемуся вдоль Сены. Это был старик с трубкой во рту и черной повязкой на правом глазу. Он поглядывал на туристов, выбегавших из автобусов, и, ухмыляясь, посасывал трубку. Те, в свою очередь, мельком смотрели на открытки, разложенные на лотке, и, не задерживаясь, спешили за гидом. Окружив его плотным кольцом, они напряженно следили за его рукой и, как болванчики, поворачивались то сюда, то туда.

«Посмотрите налево, — говорил гид. — Вы видите Сите. Этот остров представляет «начало всех начал» Франции, колыбель французской столицы. Еще в III веке до нашей эры здесь обитало кельтское племя паризиев. Примерно в 52 году до нашей эры римские завоеватели, пришедшие в Галлию, поселились на острове, дав ему название Лютеция.

Туристы беспрестанно щелкали фотоаппаратами, я же смотрела на старика и, казалось, слышала его мысли.

«Что вы можете узнать от вечно спешащего гида? Набор дат, перечисление стилей, подробности из жизни королевской семьи? Разве это Париж? Нет! Город не терпит суеты! Впрочем, как и все остальное».

Я перевела взгляд на серые воды Сены. Казалось, под моими ногами течет не река, а нынешний день, история, жизнь.

«Действительно, кругом сплошная суета! А за ней — ничего. Впрочем, почему ничего? Кое-что уловить можно! Всего лишь чуть-чуть, как любит говорить Татьяна Леонидовна. Это чуть-чуть такое ненастоящее и поверхностное, что его можно назвать маской. Маска города… В городе можно покрасить забор, подновить дом; его можно преподнести с самой выгодной стороны. А почему бы и нет? Между городами тоже существует соперничество. Все так же, как и у людей».

Я оторвалась от Сены и, приветливо кивнув старику, направилась к острову.

— Мадам! — приподняв широкополую шляпу, крикнул мне вслед старый книготорговец. — О’ревуар!

На Нотр-Даме зазвонил колокол. Я повернулась к собору и перекрестилась.

— Господи! Подари мне любовь!

Я смотрела на главный собор Парижа и трепетно готовилась к встрече. Наконец, судорожно вздохнув, я перешла мост, затем площадь и вошла внутрь Нотр-Дама. Звуки органа, встретившие меня, были потрясением. Я села на лавочку, и мне показалось, что я нахожусь внутри божественного мироздания. Летящие вверх своды, витражи, колоннады, капеллы…

«Аве Мария!» — запел орган.

Я вздрогнула. Вместе с органом в моей душе запел другой голос. Это был голос Эсмеральды:

— Аве Мария!

Ты меня прости:

Я никогда не молилась в жизни,

Аве Мария!

В твоем доме стою пред тобою,

Аве Мария!

Всего лишь несколько недель назад мы с Дмитрием Павловичем ходили на «Notre Dame de Paris».

— Вот он, мой Нотр-Дам, — подпевал дедушка. — Здесь всегда хорошо!

Воспоминания отвлекли от мыслей о божественном мироздании, и, бросив прощальный взгляд на орган, я вышла из собора.

«Вот он, мой Нотр-Дам, здесь всегда хорошо! — направляясь к скамейке, повторяла я. — Надо позвонить дедушке».

Услышав родной голос, я встрепенулась и закричала в трубку:

— Дедушка! Как ты там?

— Поправляюсь, не беспокойся! Какие новости?

— Звоню от Нотр-Дама. Только что слушала орган, а выйдя, пропела твой куплет.

— Какой куплет?

— Помнишь мюзикл?

Я пропела четыре строчки, и Дмитрий Павлович хрипловатым голосом подхватил:

— Это дом мой родной!

— Ты не представляешь, как я потрясена!

— Почему же? Представляю! Где ты побывала?

— Вчера ужинала с Морисом на Монмартре, а сегодня гуляла вдоль Сены.

— Смотрю, не спешишь!

— Зачем спешить? Я наслаждаюсь!

— Жан-Полю звонила?

— Да. Мы договорились о встрече.

— Не забудь передать ему папку с бумагами.

— Не забуду!

— Где спала?

— На твоей кровати! Я прижалась к подушке и стала шептать ей ласковые слова.

— Наверное, переутомилась.

— Я пыталась прорваться к тебе сквозь расстояние. Ты не слышал, что я шептала?

— Нет! Наверное, в это время я спал.

— Я говорила: «Родной мой, хороший!»