Представление должно продолжаться

Председателю комбеда деревни Торбеевка.

Заявление.

Я, Агриппина Федотова, с детства больной инвалид – не могу ни слышать ни говорить толком. Происхожу из самой бедняцкой безлошадной семьи, на одиннадцать ртов – четыре десятины пахотной земли. Отец мой от горя подался в город на заработки, и там служил приказчиком и пребывал в классово чуждой крестьянину среде, что привело к разложению его облика, и совсем позабыл об семье. Мать жилы рвала, чтобы хоть накормить всех, и меня, инвалида, считала за обузу, и с детских лет я, если бы и слышать могла, ничего кроме – чтоб ты сдохла скорее, урода! – не услыхала. После с оказией отдали меня в игрушки сумасшедшей барышне Любе в Синие Ключи, там я и возрастала. Люба одна меня не отталкивала, как сама была, как и я, от всех отдельно из-за своей душевной болезни, и даже немного говорить научила, за что ей моя вечная благодарность.

Как я в девичество вошла и стати бабские во мне проявились, так снасильничал меня услужающий в Синих Ключах Степан Егоров, потому как замуж позвать по уродству моему и в голову не пришло. После ушел он на фронт империалистической войны, где заразился чуждой большевизму идеологией анархизма, а когда вернулся и нашел меня родившей ему сына Агафона, так и решил на мне пожениться, меня ни разу не спросив. Ради сына я на то пошла, а идеологии мужа не разделяла никогда, будучи по происхождению из самой крестьянской бедноты и всем сердцем предана мировой революции, которая одна установит равенство всех со всеми и приведет все крестьянские народы ко всеобщему счастью.

Ныне я отрекаюсь от своего мужа, запятнавшего себя предательством дела революции, и ради годовщины смерти великих революционеров Карла Либкнехта и Розы Люксембург беру на себя ударный урок: желаю воспитать сына Агафона и прочих осиротелых в Синих Ключах ребятишек в истинном духе коммунизма и пролетарского интернационализма, для чего и отправляюсь ныне на жительство в помянутую бывшую усадьбу.

Да здравствует мировая революция!

За сим остаюсь Агриппина Федотова, инвалид

* * *

Тяжелая решетка люка приподнялась маленькими рывками. Из темноты выглянули два блестящих глаза под спутанной шевелюрой и раздался сдавленный шепот:

– Ну шо там? Тикают уже?

– Никого не видать, ни наших, ни ихних, – тихо ответил наблюдатель.

– Неужто взяли их? – горестно шепнули снизу.

В этот миг в переулке все как будто взорвалось. Пронзительный свисток, крик, команда, визг, стук падающего деревянного щита, один за другим три разрозненных выстрела и, наконец, мягкий топот небольших ног.

– Тикают! – крышка еще приподнялась и появилась машущая рука. – Сюда! Сюда давайте!

Один за другим три маленьких оборванца нырнули в узкую зловонную щель. Решетка захлопнулась.

Спустя полминуты поверху проскакал конный патруль, вслед которому что-то кричали члены домового комитета.