Читаем Представление должно продолжаться полностью

Представление должно продолжаться

Екатерина Вадимовна Мурашова , Наталья Майорова , Юлия Токтаева , Юля Токтаева

– Крематорий открывали,Беспризорника сжигали,Дверь открыли, он танцуетИ кричит: закройте, дует!

Одетая в лохмотья марионетка, пританцовывая, спустилась с импровизированной сцены (которую изображали два поставленных друг на друга ящика) и, свесив ноги, уселась на руке у своего хозяина.

– Кукла, давай про белых-красных! – крикнул кто-то из разношерстной толпы, собравшейся в одном из вокзальных закоулков, между высоким запертым сараем и заброшенными прямо на путях и наполовину разломанными вагонами. У стены сарая белым пухом отцветали головастые одуванчики.

– Эх раз, еще разСпела бы, да что-тоНа Гороховую, дваЕхать неохота… –

независимо болтая ногами, откликнулась марионетка.

В толпе засмеялись и зашикали.

– Эй, артист, сыграй вот для людей за шмат сала и лепешки! – дородная тетка положила на ящик небольшой узелок. – Хорошая плата!

Кашпарек кивнул, отвернулся, присел, что-то сделал с марионеткой. Когда снова повернулся к людям, на марионетке красовались золотые погоны, а одна рука Кашпарека была обмотана красной тряпкой.

– Пароход идет,

Да мимо пристани,

Будем рыбу кормить,

Коммунистами! – задорно заголосила марионетка.

В ответ завернутая в красное рука Кашпарека ожила, сделала какое-то резкое, нервическое движение, как будто вздернула несуществующую голову, и ответила другим, значительно более низким голосом:

– Эх, яблочко,Да ты хрустальное,Революция идетСоциальная!Эх, яблочкоНаливается,Пролетарии всех странСоединяются!

– А что толку? – марионетка развела руками и снова запела. -

– Нету хлеба, нет муки,

Не дают большевики.Нету хлеба, нету масла,Электричество погасло.Ах, спаси Господи!

Завернутая в красную тряпку рука аккуратно взяла золотопогонную марионетку двумя пальцами за шею.

– Зато всех прежних к бесам послали!

Эх, яблочко,Да с боку дырочки,Не дождаться вам, попы,Учредилочки!Эх, яблочко,Оловянное,Ты буржуйская властьОкаянная!

Свистели солдаты в расхристанных шинелях. Хохотали мальчишки. Толпали ногами и хлопали в ладоши мешочники и «двухпудники». Потом какой-то матрос в клешах сунул Кашпареку кулек тыквенных семечек и спросил серьезно:

– Так ты, парень, сам-то за кого будешь – за красных или за белых?

– Ни за кого.

– Да кто ж ты выходишь по такому случаю?

– Я – лицедей, актер, – серьезно ответил матросу Кашпарек и вместе с марионеткой низко поклонился толпе. – Всегда, во все времена и во всех землях к вашим услугам, дамы, господа, товарищи и граждане. Всего лишь – ваше зеркало…

При этих словах в руках у марионетки действительно появилось крошечное зеркальце на витой ручке. Она наставила его на Кашпарека, потом на толпу и все собравшиеся вдруг увидели: действительно, один лицедей отражение другого и оба разом – отражение собравшихся людей. По притихшей толпе прокатилось что-то вроде озноба.

Мальчишка-беспризорник, из тех, что ездят туда-сюда в ящике под вагонами, сунул Кашпареку теткин узелок с салом и лепешками и дернул его за руку:

– Патруль красноармейский за тобой идет, давай сюда, под вагон, я тебя через прореху стене в город выведу.

Кашпарек привычно кинул марионетку за пазуху и вслед за беспризорником нырнул под разбитый вагон, спасаясь от следующей власти, которая также привычно и наследственно не жаловала зеркал и самодеятельных лицедеев.