Предвестники конца: Развеивая золу

Реагировать на столь глупый выпад не собирался, чем явно огорчил ехидную лису, что испытывающее глядела на меня, а я старался понять, где начиналась ложь и заканчивалась правда. Почему никто не рассказывал нам ни о корнях, ни о хранителях — неужели Один действительно уничтожил всё во имя мести? Или же он оттого и нарёк себя мудрецом, что оставил все эти знания только для себя одного? Что ж, умно и хитро.

Нетерпеливой надоело, видимо, моё молчание и она потащила меня к рисункам, торопливо рассказывая их смысл:

— Можешь не верить — мне плевать, но смотри! Глаза тебя не обманут. Здесь показаны великий Имир и его жена Аскефруа, кои и породили всё. Жизнь процветала, пока однажды асы не убили истинного Всеотца, — она ткнула в маленькие фигурки с факелами. — Здесь написано, что три брата потеряли веру и согрешили, обратив сейд против прародителей. «Испив чёрной смерти уснула Аскефруа кошмарным сном, и думали дети, что навсегда. Однако чары ничтожны их были, и пробудилась Аскефруа, увидела мёртвого мужа и зарыдала. Дети сжимали копья, желая ей смерти. Тогда пала она на колени, вознося руки к небу и прошептала, что долг матери — заботиться о детях, даже если они предали её».

Гулльвейг ткнула на рисунок, где Имир и Аскефруа были изображены внутри Иггдрасиля.

— Она запечатала себя и великого отца внутри мирового ясеня, чтобы питать миры энергией и сейдом. Иггдрасиль жив, пока живы и они. Это ведь невероятно! Мы дышим, потому что два великих существа заперты в древе, и всё из-за амбиций жалких червяков! И…

Она распалялась всё сильнее, а глаза вновь начали сиять безумием. Слишком много тайн вертелось вокруг неё, а рассказанная история шла в полное противоречие с тем, что было известно мне с детства, а потому и поверить было крайне сложно. Опасаясь, что вновь возникнут призраки, я поспешил осадить её:

— А разве сейд не существовал и до этого? Как и миры? Зачем было замуровывать себя в древе?

— Миры существуют благодаря сейду, Локи, — раздражённо прошипела она. — Уничтожь корень — мир исчезнет, но если раньше Имир и Аскефруа могли создать новый, то теперь нет.

— И что же? Хочешь уничтожить Асгард и всех асов заодно? В этом твой хитрый план?

Она помрачнела, а за спиной стали мерещиться призраки. Однако сдаваться я был не намерен. Гулльвейг специально искала сюда дорогу, и слабо верится, что дело всё только в одних лишь рисунках. Ванов осталось всего четыре, а значит, она знала, кто из них избран хранителем корня, и теперь убедилась, что здешний беззащитен перед любыми чарами. Но неужели Гулльвейг прибыла сюда с целью отомстить за давнее восстание ванов против асов? Впрочем, она тогда была вполне взрослой. Неожиданная догадка пришла в голову: никто ничего не знал про жену Ньёрда. Матери его троих детей словно и не существовало вовсе. Что, если Гулльвейг сама не знала её и решила отыскать хоть какие-то крупицы знаний, а вместо этого наткнулась на пещеры с таинственными символами?

— Считаешь, что я сошла с ума? — прошептала она замогильным шёпотом. — Ты можешь не верить ни единому слову — мне плевать. Живи дальше в обмане, сотканном Одином, и прозябай подле его ног, как верный пёс. Но знай, что эта тварь убила всю твою семью…

— Как и твою? — парировал я, стиснув кулаки. Никому не позволено задевать честь семьи.

Всего одного мига хватило, чтобы Гулльвейг запустила в меня чёрным искрящимся шаром, а я пригнулся, уходя от атаки. Она разозлилась ни на шутку, а призраки за её спиной широко раскрывали рты, будто рвали лица и желали проглотить весь мир целиком в своих бездонных пастях. Я едва успевал создавать марева своих двойников, которые тут же рассыпались в прах от одного её удара. Отвлекшись, пропустил один шар, которым меня отбросило в сторону. Жгучая боль пронзила всё тело, а рот наполнился кровью. Тело будто сковали шипы, проникающие глубоко в кожу, а кожа плавилась, покрываясь волдырями, что тут же лопались. Сквозь пелену заметил, как Гулльвейг приближалась, явно желая разделаться раз и навсегда.

Не знаю, что произошло в тот момент, но сердце словно вспыхнуло, а всё тело обдало жаром огня, скрытом внутри меня. Я вскочил на ноги и замахнулся на вана, ощущая, как на ладони образовался крупный полыхающий шар — не мираж, а истинное пламя. Времени на размышления не оставалось, но ощущения пугали и будоражили одновременно. Один за другим я швырял в Гулльвейг огненные сферы, не отдавая себе отчета в происходящем. Всё слилось в единый ком чар, и реальность ускользала. Голова кружилась, а пламя обжигало. Тёмные чары ван пульсировали под кожей, отравляя разум. Последнее, что запомнил, как Гулльвейг удалось подойти ближе, окутывая меня чёрным туманом сейда, а дальше наступила темнота.

Сквозь неё прорывались обрывки воспоминаний, как Гулльвейг открыла портал и перенесла нас в мои покои в Трудхейме. От истощения кровь пошла у неё из глаз и носа, оставляя кривые линии на бледном как луна лице, но она устояла на ногах и помогла мне добраться до постели.

— Отдыхай и постарайся принять свою природу, ётун, — прошептала она, и я погрузился в забытие.