Предвестники конца: Развеивая золу

Глава 18

Последующие дни прошли как в тумане: я лежал без памяти, а ко мне приходили трэллы, принося еду, и лекари, наблюдая за состоянием. Бесконечные отвары, мази и причитания сменяли друг друга и так по кругу. Однако я не различал ничего, кроме агонии, сковывающей тело, и жара, испепеляющего изнутри. Ни одна сотворённая иллюзия не вызывала прежде такой реакции, но раньше и не было никакого огня. Был ли он последствием чар Гулльвейг или же он привиделся мне — не знал. Никаких ожогов, только лишь лихорадку, которую приписали переутомлению.

Сиф навещала меня каждый день и постоянно ворчала, называя то слишком самоуверенным, то глупым. Из отрывков разговоров трэллов и причитаний лекарей понял, что Гулльвейг придумала легенду, якобы я пытался сотворить искусную и огромную иллюзию для неё в саду, но не рассчитал сил и слёг от недомогания. Ван долго извинялась и просила прощения за произошедшее, а потому поклялась сделать всё возможное для моего скорейшего выздоровления. Я бы не поверил Сиф, пока однажды не открыл глаза и не увидел сквозь пелену болезненного бреда Гулльвейг, сидящую рядом.

— Пей, — сухо произнесла ван, поднося к моим губам чашку, от которой сильно несло травами. — Глупые лекари думают, что у тебя лихорадка. Но в тебе просто пробудился истинный сейд, — я попытался спросить, что это значит, но она шикнула: — Молчи, пока я говорю. Времени мало — Сиф не доверяет мне. Я буду приходить семь дней на рассвете и давать тебе отвар. А ты не смей предавать меня, иначе…

Договорить колдунья не успела: за дверью послышался шорох, и ван исчезла в портале, сотворённом одним щелчком пальцев — магия. Интересно, а я смогу так же? Предаваясь мечтам и вспоминая, как лучи зари сверкали в волосах Гулльвейг, делая её похожей на истинную богиню, я погрузился в дрёму. Мне снились бесконечные пещеры и корни дерева, что ломали стены и гнили, покрываясь красной плесенью и источая мерзкий запах. Я видел Гулльвейг, злобно смеющуюся, а просыпался каждый раз от истошного крика, пробирающего до костей. Как и обещала, Гулльвейг приходила семь дней на рассвете, давая таинственный отвар.

— Что это? — поинтересовался я как-то раз, морщась от едкого запаха, в котором угадывалась полынь.

Гулльвейг поджала губы — она терпеть не могла вопросы, но вдруг усмехнулась:

— Боишься, что это любовное зелье?

— Ты что, шутить пытаешься? — уточнил я, не веря собственным ушам. Неужели этой холодной и неприступной глыбе были знакомы шутки ради удовольствия, а не ради подлостей?

Она не ответила, но блуждающая улыбка словно шептала, что ван довольна в глубине души.

— Это отвар из трав Ванхейма, — тихо проговорила Гулльвейг, отвернувшись к окну. — Полынь, ромашник и ещё одна трава, что не растёт более нигде. Местные лекари хорошие мастера, но никогда прежде не работали с сейдом и последствиями от него, поэтому их варево из толчённых листов и цветков липы бесполезно.

— Научишь разбираться с сейдом? — я решил не упускать шанса, пока ван была разговорчива и мила.

Тишина затягивалась, а после Гулльвейг забрала чашку и исчезла. Что ж, видимо, придётся самому выяснять, что за магия родилась в моих руках и почему ван нарекла меня ётуном. Вопросов становилось только больше: они охватывали прошлое моей кровной семьи и всех девяти миров. В памяти вдруг вспылили те самые рисунки: выходило, что всё известное нам было ложью того, кто сам нарёк себя Всеотцом и уничтожил правду во имя собственной власти. Однако он не должен был догадываться, что кому-то ещё открылась истина.

За неделю я действительно окреп, что радовало Сиф, которая теперь без зазрений совести могла болтать со мной часами, скармливая новости. Тор всё ещё не вернулся из поисков достойного металла вместе с Фреиром, и поэтому все заботы о гостях и Трудхейме с его многочисленными трэллами были на ней.

Фрейя по-прежнему проводила время с Одином, который полностью погрузился в изучение сейда и практиковался в магии, уединившись с ваном. Слухи — вечные спутники каждого, так что не удивительно, что Лебедь постоянно приходилось делать замечания трэллам, умоляя их не шептаться о Всеотце и его женщинах. Боюсь представить в каком бешенстве находилась в последнее время Фригг, которой не помог даже сейд в жалкой попытке заинтересовать мужа.

Рассказала Сиф и про Хеймдалля, что решил подыскать себе рог по совету Фрейра, дабы предупреждать не только асов об опасности, а все девять миров разом, как и полагается истинному стражу, однако достойного металла пока что не нашёл, а уйти на его поиски в долгое странствие не мог — такому правильному покидать пост никак нельзя, иначе совесть сожрёт. Так что избалованный вновь исходил желчью.

— Впрочем, это всё неинтересно, — как-то раз закончила рассказ Лебедь, поправляя платье, и повернулась ко мне. Под глазами у неё пролегли синяки — явные свидетели бессонных от слёз ночей. — Лучше скажи мне, как вышло так, что ты умудрился потерять сознание от иллюзий перед ваном? Это ведь её магия, верно?