— А это тебе какая Рататоск нашептала? — нахмурился Вальгард, всегда поражающийся, откуда друг столько знал.
Я прокашлялась, мешая в котелке булькающие капусту и морковь:
— Раз боится, значит, единственное, что удалось Сигрид — это стать воином. Дитя не должно бояться родителей.
Вальгард метнул выразительный взгляд:
— Главное: ей так не скажи, иначе не миновать беды. Что-то ещё полезное нужно знать, господин Болтун?
Сигурд задумался, прокручивая меж пальцев хвост вяленой пикши.
— Не поддавайся на провокации и постарайся все слова Сигрид использовать против неё. Знаю, Вальгард, не одобрит, но если она плохая мать, то постарайся подружиться с Лив и сделать из неё союзника по несчастью. С Идэ у тебя это не вышло бы: Далия под властью Уллы, а та слишком любит мать. Тут иной случай: Сигрид боятся. Да, кстати, в браке она вроде тоже несчастна и, как я могу судить по всем пирам, по-прежнему любит вашего отца, раз вызвалась стать твоей наставницей.
Вальгард возразил:
— Но разве это не показывает, что она заинтересована в обучение Астрид и будет с ней учтива?
Сигурд зло усмехнулся:
— Как раз наоборот, наивный. Ваш отец, уж простите, скуп на чувства и не внемлет просьбам дочери — это все знают. Отсюда и вывод, что к словам Астрид он относится несерьёзно. А значит, что бы не сказала наша маленькая ведущая против Сигрид это вряд ли будет воспринято с должным вниманием.
Ни я, ни Вал не нашлись с ответом.
Когда овощи сварились, я разлила каждому по порции рагу, которым мы поужинали вместе с пикшей и лепёшками. Ливень не успокоился к вечеру, а потому решено было остаться в хижине на ночлег. Я опасалась недовольства отца, но Вальгард заверил, что предупредил его о возможном ночлеге в сторожке. По правилам с нами должны были отправиться личные хускалры Сигурда, но то ли все они были заняты визитом ярла Воронов, то ли Харальдсон сбежал от них, а, может, и на этот раз нашёл доводы отпустить его без свиты.
Укутанная в накидку, шкуру и шерстяное одеяло, я тревожилась грядущим будущим и вторящим переменам метанием погоды. Сторожка погрузилась в сон и тишину, нарушаемую похрапыванием Сигурда.
— Астрид, — вдруг шёпотом позвал Вальгард. Я обернулась, встречаясь с испытывающим взглядом. — Я благодарен тебе за правду об этом Эймунде, но попрошу: будь осторожна: отец казнит колдуна, если прознает о вашем общении. Поэтому не рискуй. Обещаю: сделаю всё возможное, чтобы ты не сошла с ума от зова сейда, но не делай глупостей, иначе кровь окажется на твоих руках.
Я кивнула и отвернулась. Как Вальгард планировал помочь, если он будет далеко — очередная загадка. Но брат был прав: ради сохранения жизни Эймунда, придётся держаться от него подальше. Однако, чего это будет стоить мне? В памяти предательски всплыли испытывающий взгляд чёрных глаз и дикий шрам. Такую рану получить можно было только в сражении: что же для него припасли Норны? Мысли вертелись в голове, мешая уснуть.
Дом скрипел под гнётом ветра, угольки шипели, вновь и вновь пытаясь разгореться со всей силой, а в небе игрались молнии. Покручивая медальон с мировым древом, я думала о грядущих событиях, злопамятной Сигрид и гонимом отовсюду Эймунде: почему можно одним, но нельзя другим — едва ли получу ответ когда-нибудь. В терзающих тревогах и сомнениях не заметила, как погрузилась в страшный сон.
Мерцание очага в центре залы отбрасывало причудливые тени на сидящую подле женщину с младенцем на руках. Она тихо напевала колыбельную, боясь лишний раз пошевелиться, дабы не потревожить сон ребёнка. Бессонные ночи отпечатались под глазами матери сеткой ярко выступающих венок.
— Спи спокойно, радость моя, — прошептала она, благоговейно глядя на дочь и продолжая укачивать её. Не удержавшись, очертила детское личико, золотистые локоны, поправила кулон с мировым древом на тоненькой шее и плотнее укутала.
Сквозь оконце над дверью виднелось ночное небо и сокрытый рваными чёрными тучами диск бледной луны, предвещающим скорую пургу. Покой накрывал с головой местность, а потому, мирно покачиваясь из стороны в сторону, женщина и не заметила, как сама начала засыпать.
Неожиданно раздался клич горна, заставляя матерь встрепенуться. В тщетной попытке унять громкий плач она принялась укачивать дитя, в испуге поглядывая на дверь. Она металась от стены к стене, с опаской глядя на висящий топор. Горн кричал всё громче, крики заполонили округу. Подвешенные над кроватью колокольчики неистово метались, суля лишь горе и страдания. Укутав дочь потеплее и облачившись в тёплый плащ со шкурой лисы, женщина бросилась к двери, как неожиданно на порог вбежал запыхавшийся мужчина. Глаза его сверкали страхом, волосы прилипли ко лбу, доспехи измараны, а с топора стекала кровь.
— Оли! Что происходит? На нас напали?
Женщина качала ребенка, с ужасом глядя, как муж носится по дому, натягивая доспехи и срывая со стены топор.
— Оли, ответь мне! — прокричала она, хватая его за руку. Он дёрнулся и сжал её лицо в ладонях:
— Нас предали, Рота.