Предвестники конца: Развеивая золу

В детстве Линн рассказывала, что люди понимали: жизнь может быть конечной и даже для богов когда-нибудь наступят сумерки, а потому и нарекли гибель мира — Рагнарёк. Каким он будет и чего ждать — неизвестно, но одно было понятно точно — смерти не избежать. Долгую зиму тоже вроде бы придумали люди, потому как мало что пугало так же сильно, как вечная мерзлота и голод. Однако Линн заверяла, что предсказаниями о Фимбульвинтер с вёльвами поделились сами боги, желая предупредить. Однако я упорно не понимала, чем это знание поможет противостоять всеобщему концу? Может, великие асы и ваны сами не ведали, как разрешится их судьба, и надеялись отыскать ответ среди людей, неистово желая избежать смерти? Я не знала и старалась не размышлять о подобном, потому что толку от тревог никакого, а изводить себя не хотелось — проблем и без того хватало.

Как и в Виндерхольме, сплетники ютились по углам и закоулкам и перешёптывались, постоянно оглядываясь и замолкая, стоило подойти чуточку ближе. Я пыталась осторожно подслушать хоть что-нибудь про смерть повитухи, однако ничего не узнала. Переговорить с Сигурдом не удавалось: он постоянно пропадал у командира, выслушивая отчёты и проверяя амбары, бараки и оружейные с драккарами, которые здесь берегли. Рефил приставил к нам с Бьёрнсон того же хускарла и, убедившись, что я извинилась перед воином за принесённое беспокойство, отправился помогать Харальдсону исполнять роль сурового надзирателя, который, казалось, обиделся на меня.

Жизнь поселения проходила однообразно и скучно. Скупые огороды близ каждого дома ожидали посева, изредка пыхтела кузня, пока мастер выполнял по одному заказу в день. Женщины стирали вещи в корытах, рядом разгуливали коровы и бараны. Свиньи вечно возились меж домов в поисках еды, гоняя гусей и куриц. Во Виндерхольме хоть и держали животных, но гораздо меньше: места не хватало и берегли облик столицы Риваланда с главным храмом богов и самым длинным домом, где и положено жить конунгу всех земель. В одалах же люди предпочитали делать подношения и молиться в колдовских кругах или устанавливать высокий идол с изображением Одина, обращаясь к нему как Всеотцу и всесильному защитнику. Дома же глав поселения хоть и выделялись на фоне остальных, однако немногим: амбары лишь были шире или сараев побольше.

Прогулки по округе навевали тоску: заштопанные платья качались на ветру вместе с чулками и перешитыми по несколько раз рубахами, показывая достаток людей. Редкие украшения в виде старых медных амулетов висели на шеях мужчин и женщин, одетых в выгоревшие наряды. Они не стремились красоваться и наряжаться, а довольствовались тем, что было, не гонясь за повышенным вниманием.

Сигурд обещал нам с Лив тренировочные бои, но вместо этого воины весьма неохотно рассказали о службе, давали поддержать затупленные топоры и показывали, как наносить удары по соломенному чучелу, а после ссылались на занятость и прогоняли нас. Настаивать на уроках мы не стали и ограничились краткими советами от сопровождающего хускарла.

— Не поддавайтесь на эмоции и не думайте, что противник будет вас жалеть, — наставлял он. — Любое промедление может стоить вам жизни, а потому действуйте быстро и точно.

Мой отец обучал хускарлов воевать, и, слушая объяснения, я невольно представляла, что это он учит меня — глупая и абсурдная мысль, не имеющая ничего общего с реальностью. Вместо Дьярви рядом шёл очередной хускарл, имя которого постоянно вылетало из головы.

— Но разве меткость не важнее скорости? — сомнительно протянула Лив. — Если бездумно махать топором, то можно выдохнуться и пропустить удар. Не лучше ли понять противника и предугадать его пасы, нанося решающий удар?

Хускарл покачал головой:

— И что же будете стоять посреди поля боя, выжидая? Вас, госпожа, быстрее застрелят из лука или метнут топор в голову. В битве всё решают инстинкты, а не мысли.

— Мне по душе стрельба из лука, а она подразумевает чёткое понимание поступков противника и его место, — возразила Лив, скрещивая руки на груди. — Важна сосредоточенность и уверенность. Что толку пускать стрелы бездумно? Промах может напугать жертву или же наоборот выдать моё укрытие. Разве я не права?

— Я говорил о ближнем бое, а не о дальнем. Ваша мать сторонница схватки один на один и вроде бы не жалует тихих атак из лука.

Лив поджала губы и тряхнула волосами, колко бросив:

— Моя мать — истинный воин, который взвешивает все за и против. Она не станет подставляться и бездумно бросаться в атаку, даже если и принадлежит к ульфхеднарам. И да, это она впервые дала мне лук, видимо, оценив стрельбу.