Предвестники конца: Развеивая золу

Небольшая треугольная постройка из камней с крышей, покрытой дёрном, открылась ключом, что брат вытащил из мешочка на поясе. Низкий потолок, маленький очаг, стол, пара скамеек и отгороженная пологом узкая комнатушка — вот и всё, что было внутри. В дальней части дома наверняка располагался хлев для животных, если судить по оставленным корытам. Жилище оставили недавно: слой пыли был невелик.

— Сиди здесь и не уходи, пожалуйста, Астрид, — устало бросил брат и тут же вышел прочь, захлопнув дверь.

Я плюхнулась на скамейку, стягивая плащ и пытаясь оттереть грязь с рук, налипшую неизвестно где. Въевшийся чёрные рисунок не сдавался, и я скребла кожу руками, царапая себя вновь и вновь. Слёзы лились ручьями по щекам, а грудь сотрясал плач, который только нарастал. Никому ненужная и брошенная на произвол — мне стало так жаль себя, что обвила колени руками и зарыдала во весь голос.

Хотелось всё крушить, лишь бы только выместить боль и унять пустоту внутри. Сегодняшний день стал переломом жизни: всё оказалось ложью, хитрым планом отца, в котором мы с братом оказались просто куклами. Вальгард… Он так уверенно заявил Дьярви, что мне под силу снять проклятие, что стало до одури смешно, ведь я ничего не насылала на хэрсира. Или всё же… Да, желала смерти и ненавидела, презирала за всё учинённое, но сомневалась, что хватило бы сил на столь сильное и разрушительное колдовство, ведь я ничего не умела и не могла без Эймунда даже чётко видеть нити сейда. Сердце сжалось: выживет ли он и спасёт ли его Дьярви, если сам отдал приказ о смерти?

Мыслей так было много, что я сползла на пол и сжалась калачиком, пытаясь раствориться. Голос больше не звучал, подтверждая догадку, что он просыпался лишь в момент злости, но кому он принадлежал и почему вообще существовал — ответов не было. В памяти возник образ Оли, что заговаривал лошадь — значит, дар мне достался от него. Удивительно и странно, ведь сейдом больше владели женщины и передавался в основном им, но всё было иначе, словно я одна сплошная насмешка Норн. И самое ужасное, что ответов никогда не получу, ведь настоящие родители погибли, а вместе с ними и правда. Если только помнил сейд… Без Эймунда всё равно не справлюсь — слишком мало умею.

Дверь скрипнула, вырывая из потока самобичеваний. Вальгард принялся деловито расхаживать по дому и расставлять на столе еду, а после протянул мне бурдюк с водой и чистые тряпки.

— Если разожжём огонь, привлечём внимание, поэтому умойся так сегодня. Завтра вернёмся домой — отец уйдёт в поход, не беспокойся.

Он говорил отрывисто и холодно, не скрывая раздражения, поэтому перечить не стала и принялась обтираться, скрывшись за пологом. Маленький уголок по-прежнему хранил следы уюта: накрытый расшитый рунами платок аккуратно сложен и оставлен на невысоком столике, стены покрывали рисунки с полями цветов и Фрейи, а на двух плотно сдвинутых резных скамейках, служивших кроватью, лежал букет первоцветов, всё ещё источавших сильный аромат, будто его оставили только вчера.

Я тихонько подошла к брату, что раскладывал по тарелкам лифсе и жареную рыбу, купленные наверняка на рынке. Вальгард молча кивнул на еду, приглашая ужинать, и протянул бурдюк, от которого доносился стойкий сладкий запах трав и мёда.

Меж нами повисло тяжёлое молчание, прерываемое только звоном посуды, и я не выдержала:

— Я не проклинала отца, Вальгард. Всё было точно в тумане, клянусь. Мы ругались, а потом перед глазами предстали страшные образы. Стоит предупредить его и Сигрид, иначе они погибнут в походе, слышишь? Что бы я не испытывала, надо постараться защитить их. Иначе будем жалеть до конца дней.

Вальгард откинулся на стену, отодвинув пустую тарелку и отхлебнув настойки, произнёс:

— Отец сочтёт тебя помешанной и точно сошлёт на казнь, а Бешеная слушать даже не станет и сама станет палачом, мстя за произошедшее в темницах. Стоят они того?

Я не поверила ушам: брат рассуждал так спокойно и холодно, не думал бороться и роптать за справедливость, что стало не по себе. Заметив мою реакцию, он усмехнулся:

— Не волнуйся, я попробую переговорить с отцом на рассвете. Что до остального… У тебя был слишком и насыщенный день, Астрид, и нам обоим есть, что рассказать. Так что я с удовольствием послушаю, как так произошло, что хэрсир решился на убийство собственной дочери.

— Потому что я не его дочь.

Вальгард резко наклонился вперёд, впиваясь взглядом, и я начала рассказ. Не стала таить ничего о снах про Оли и Роту, их героизм и трагичную кончину. Поведала и о разговоре между Дьярви и Тьодбьёрг и их гнусных секретах, которых водилось больше, чем золота у Андвари. А после рассказала про поездку на Утёс, первую и последующие встречи с Эймундом, открывшуюся правду про Видара и моё последующее падение. Единственное, о чём умолчала — пугающий голос, звучавший будто из Хельхейма, но про сейд приуменьшать не стала и призналась, что Тьодбьёрг опасается меня.