Тот самый шёпот, который оставил меня, вновь вернулся. Я никогда не слышала его в присутствии Эймунда, будто он огораживал от него, защищая. И вот он снова: шептал и предлагал руку помощи, как тогда с Тьодбьёрг. Было ли это рукой помощи от сейда или духа-покровителя — я не знала. Любопытство подначивало воспользоваться шансом, но интуиция шептала, что оно того не стоит. Однако жизнь Уллы была в опасности: я чувствовала злое веяние рока от бус, не сулившее ничего хорошего.
— Она умрёт, умрёт, — от шёпота по рукам пошли мурашки. Чутьё не обманывало, предвещая кузине кончину, но слышать приговор было невыносимо страшно. — Увидь, увидь.
Я стиснула сильнее бусы, и словно упала в яму, наполненную видениями: Улла кралась по подворотням при свете факелов, а за руку её вёл юноша, едва старше её. Они боязливо оглядывались и шли к восточным вратам, пока вокруг шумела музыка и звучали барабаны. Их план почти удался, как вдруг в спину рыбака прилетел топор: он замер, стискивая ладонь любимой, глаза его расширились в ужасе, рванный вдох, полшага, и юноша упал, а стальное лезвие сверкало смертью в пляске огня. Улла закричала и побежала, оглядываясь на преследователя — того самого бонда, что тут же вытащил топор из мертвеца и бросился за кузиной. Она рыдала, но сдаваться не собиралась, однако мужчина оказался проворнее: он налетел на неё, ударяя в живот. Улла согнулась, оглушительно крича и падая на колени — боль и кровь разлились в воздухе. Не церемонясь, бонд схватил её за волосы и потащил волом за собой, однако сдаваться она не хотела: брыкалась и извивалась, вырывая пряди из его кулаков, но мерзавцу было всё равно. В отчаянии и полагаясь на удачу, Улла стиснула попавший под руку камень, швыряя его наугад. Бонд заорал, зажимая лицо и отпуская кузину, но лишь на миг. Вырвавшись, Улла бросилась прочь, но топор оборвал её жизнь.
Я судорожно задышала, отбрасывая бусы — слишком жестокая расправа. Пускай она никогда мне не нравилась и дружбы меж нами не было, однако Улла такого не заслуживала: кузина просто мечтала быть счастливой и любимой. И если её и правда коснётся подобная участь, то винить в этом стоит только ублюдка бонда и Идэ, глухую к чужим словам. Но если есть шанс другого исхода, то надо попытаться найти его.
— Мы укажем, укажем, — вновь раздался шёпот нескольких голосов, которые будто тянули ко мне серые и чёрные нити сейда, предлагая их коснуться. Ситуация повторялась: я видела смерть Дьярви и Сигрид, но не смогла спасти их, а теперь Улла. Нет, она спасётся. По крайней мере я попытаюсь сделать всё возможное, и осторожно, боясь всего на свете, протянула руку навстречу пугающим нитям.
Холод и мрак вмиг накрыли меня с головой, будто погружая в бездонное море льда и тумана Хельхейма. Перед глазами пронеслись образы, как Улла выходит замуж за того же самого бонда, отдаётся в первую ночь, а рыбак следует за ними в одал, сказываясь новым рабочим. Мерзавец пьёт, избивает трэллов и измывается над ними, пробуждая в них страшную ненависть и жажду отмщения. Рыбак подначивает каждого, кузина помогает им, сказываясь доброй и милой. И однажды ночью Улла убивает бонда, становясь полноправной хозяйкой одала.
Видение отпустило: значит, чтобы спасти кузину, нужно отговорить её сбегать и, наоборот, выйти замуж за негодяя. Вот только согласится ли она? И как это провернуть? Даже если пойти к ним сейчас, то слушать никто не станет: Далия не просто так оборачивалась постоянно, боясь, что её поймают за разговорами со мной, а тут просто заявиться на порог и объявить о своих видениях — дурная идея. Да и поверил бы мне хоть кто-то — сомневаюсь. От волнения стала расхаживать из угла в угол, привлекая внимание Кётр, которая соскочила со скамейки и принялась ласкаться. Но что волновало сильнее — так это таинственный шёпот, вызывающий столько вопросов, что голова шла кругом. Я оглянулась, примечая всё также нити сейда, но больше не могла разглядеть паутину чёрных и серых оттенков — она испарилась также неожиданно, как и появилась.