Я закрыл глаза и запел — всего несколько звуков, торопливых, дрожащих на ветру, — и песня теней вновь окутала нас, мы слились с небом, растворились среди звезд, стали невидимыми для врагов.
Когда я открыл глаза, мы уже мчались на восток. Рилэн не оборачивался, сидел, склонившись над рычагами управления. Я должен был помочь ему, взять весло, — но сейчас не мог это сделать.
Тин полулежал на корме, зажимал рану скомканной курткой. Я чувствовал запах крови, звон боли. Но это просто рана, я успею вылечить ее, а время врага истекает.
Джерри тормошил меня за плечо, и я кивнул, попытался без слов показать, что со мной все в порядке.
— Что случилось? — спросил Джерри и указал на Лаэнара. — Зачем он здесь?
— Надо убить его, — выговорил Тин. Его голос был надтреснутым, затуманенным болью. — Он больше не нужен.
Мы не можем убить его. Я обещал, он будет жить.
Я обещал Арце.
— Он должен жить, — повторил я вслух и запнулся, подбирая слова. — Он наш заложник.
Роща была сейчас слишком далеко, и сил во мне почти не осталось. Но волшебство нельзя остановить, если оно взрезало сердце, — и песня зазвучала, поплыла, окружая врага. Превратилась в волны, сперва тихие, разбивающиеся пеной на краю души, — но с каждым мигом набирающие силу, превращающиеся в оглушительный шквал.
Это шквал затопил врага, яд раскалился, изменился, хлынул сквозь его мысли, — мчался сметая все на своем пути, всю прежнюю жизнь, счастье и горе. И также внезапно схлынул, затих, оставив врага в забытье, лишенном сновидений.
Враг спал, как спит человек после тяжелого дня. Но сияющие росчерки отравы исчезли, и дыхание было спокойным.
Я выполнил обещание, он будет жить.
Не дожидаясь расспросов, я взял Тина за руку и запел песню исцеления. Она забрала остатки моих сил, и, сев на корму, к рулевому веслу, я чувствовал себя прозрачным и невидимым, как ветер в моих снах.
Тин благодарил меня, Джерри спрашивал о чем-то, но я не мог отвечать. Я молча сжимал весло, смотрел вперед и ждал, когда небо начнет светлеть, окрасится рассветом. Но ночь не уходила, сияла миллионами звезд. Млечный путь качался над головой, звал к себе.
В первый миг мне показалось, что мелодия, тоскливая и ясная, звучит там, в небесном сиянии. Но она была ближе, — флейта пела, пронзительно и призывно, но не в сгоревшем Форте, и не по ту сторону неба, — в моем сердце. Нет смысла гнаться за ней — она звучит внутри меня. Нет смысла говорить о ней — больше никто не слышит.
Но потом она смолкла, и я вдохнул встречный ветер. Его вкус сказал мне, что мы миновали пыльную равнину, летим над холмами, уходящими к морю.
— Оставьте меня здесь, — попросил Тин. — Я доберусь, Аник где-то рядом.
— Может, все-таки с нами? — Голос Джерри был встревоженным и усталым. — Может, тебя простят? Ты же столько сделал…
Тин покачал головой.
— Не простят. И я обещал Аник, что буду с ней.
Лодка опустилась. Тин попрощался, поднялся, чтобы выбраться наружу и взглянул на Лаэнара. Тот по-прежнему лежал в забытье, на дне лодки, среди теней.
— Ты уверен? — спросил Тин. — Он враг. Лучше убить его сейчас.
Я покачал головой. Тин вылез из лодки, махнул рукой. Я потянул весло, но в последний миг остановился.
— Тин! — позвал я.
Я хотел сказать: «Тин, война начнется скоро. Совсем скоро». Но я не знал, откуда пришло это знание — от голоса флейты, от мерцания звезд, или из глубины моей усталости. Поэтому я сказал:
— Будь осторожен.
Тин кивнул, и мы взлетели.
Постепенно ночь отступала, восток звал солнце. Предрассветные сумерки затопили землю, холмы сменились полями. Я видел дороги и полосы тумана, цепляющиеся за изгороди и ветви деревьев. Атанг приближался.
Пленник шевельнулся и открыл глаза.
Джерри выпрямился, сжимая ружье. Я опустился на дно лодки и взглянул на врага.
Он смотрел растеряно, но не пытался ничего сделать, не пытался заговорить. Его песня все еще была слышна мне — но стала иной, словно из нее исчезли все сложные звуки, остался лишь изначальный напев, бездумный и простой.
Я понял, что сделал с ним.
Мое волшебство стерло его жизнь, унесло его память — так стирают слова со старого пергамента, чтобы написать новую книгу. Его душа была как чистый лист.
— Лаэнар, — сказал я.
Он встрепенулся, приподнялся, ловя мой взгляд.
Имя не забылось. Может быть еще что-то осталось на этом листе.
— Ты помнишь, что случилось, Лаэнар? — спросил я.
Его взгляд стал непонимающим и беспокойным, в глубине его песни зазвенело отчаяние. В конце концов он проговорил:
— Не знаю… Кажется, ты спас мне жизнь?
Вряд ли стоило что-то объяснять, и наш полет подходил к концу — впереди уже сияло солнце, окрашивало алым белые крыши Атанга.
— Да. — Я кивнул. — Я спас тебе жизнь.
В ту пору звезды сияли ясно, люди и магия были свободны, захватчики еще не приплыли. Там, где возникнет город, были лишь пещеры и пути подземных рек. Там царила темнота, лишь кое-где лучи света падали сквозь проломы в скалах. Но источники силы и жизни сияли в сердце гор, как сияют и сейчас.