Предвестники Мельтиара

Мы ждали слов Мельтиара — но он появился сам. Возник рядом со мной, там, где всегда сидел Лаэнар. Вихри темноты прошли по кабине и исчезли.

Я не успела сказать ни слова, — Мельтиар привлек меня к себе, и я замерла, уткнувшись ему в плечо, не в силах заговорить ни мысленно, ни вслух. Его боль, устремление и непреклонность пронзали меня словно звездная дорога, путеводный луч.

— Он назвал мое имя, — сказал Мельтиар. — Но ничего не вспомнил.

— Совсем? — еле слышно спросила Амира. — Но сможет вспомнить?..

— Да, — ответил Мельтиар. — Я найду способ.

Его сила вливалась в мое сердце, и жажда битвы разгоралась, затмевала все. Наш народ ждал шестьсот лет, чтобы вернуть себе дом. Я буду ждать Лаэнара, я буду сражаться, я отомщу за всех, кто не дожил до этого дня. Я не отступлю.

— Мы не подведем тебя, — сказала я, и чувствовала ясно, как никогда — это правда.

35

— Только они? — спросила Аник. — Ради них погибла половина отряда?

Я не мог понять, — она изменилась или воспоминания обманывали меня. Черные косы, резкие жесты, решительный взгляд, — но голос звучал словно издалека и был темным, как пасмурная ночь. На лице свежий шрам, повязка на руке, пропыленная и порванная одежда… Словно не десять дней прошло, а несколько лет.

— Мы больше никого не нашли, — возразил Тин.

Он не изменился.

Я все еще не мог поверить, что они пришли в Атанг за мной.

Ночь приближалась, подступала со всех сторон. Она скрыла столицу, скрыла дорогу, следы копыт. Мы растворились, превратились в тени, прошли незамеченными мимо врагов, — но нас могут догнать, найти, без труда.

Там, в Атанге, на площади, Тин окликнул меня. Выстрелы и крики не заглушили его мысль — она прострелила мою душу, наполнила легкие болью и дымом. Я не мог тогда откликнуться — я уже пел.

Я пел и сейчас. Песня теней текла еле слышно, мой голос сплетался с голосом Нимы, незримый покров закрывал наш отряд. Мы прятались в стороне от дороги, у подножия холма: я, Нима, Лаэнар, Тин, Аник и четверо ее ополченцев.

Песня слабела, но я все еще пел, чужие голоса долетали до меня сквозь сплетение теней.

— Потерять десятерых, чтобы спасти троих? — Голос Аник становился все темнее, все жестче. — И двое из них волшебники, а один вообще… Ради этого мы приехали сюда?

— Он спас мне жизнь! — сказал Тин. — Я должен был!

Сеть теней ускользнула от Нимы, рассыпалась, рябью прошла по земле, открыла нас. Я слышал свой голос — тихий, как дальний шепот волн, он качал на себе песню. Тени струились вокруг меня, — я остался невидимым, единственный из всех.

Я не хотел этого — и оборвал песню.

Тин обернулся ко мне.

Он был почти неотличим от ополченцев, — без крыльев, в простой одежде, измученный долгой дорогой. Но за спиной у него было ружье, полное призрачного шелеста, горького дыма, и такой же звук, раскаленный и неуловимый, растекался по земле вокруг нас. Теперь, когда песня стихла, шелест словно пробрался внутрь меня, мешал дышать и думать.

— Нас не увидят, — сказал мне Тин. — Пока мы все рядом, на одном месте, враги нас не заметят.

Я кивнул.

Силы всадников — как темная вода, ничего неизвестно о них. «Это не волшебство, — говорил мне Зертилен. — Не называй это волшебством».

Ведь наше волшебство такое же, как у врагов.

Нима плакала. Беззвучно, — плечи вздрагивали, слезы текли по ладоням. Я опустился на землю рядом, тронул ее за локоть.

— Почему? — всхлипнула Нима. — Он простился с нами, он знал, что умрет. Почему?

Я хотел сказать ей: «Он ушел по песне». По песне, сияющей как ручей, как утренний свет. Не было ни боли, ни сожалений, только путь, только песня, — так он ушел. Он учил меня этому, и Ора говорила об этом.

Но Ора враг, Роща была обманом, наш дом уничтожен, наш учитель мертв. Я хотел сказать хоть что-нибудь, хотя бы слово утешения, — но не мог заговорить.

Лаэнар обнял Ниму и сказал:

— Они умрут. Мы убьем их, мы отомстим.

— Я не хочу. — Голос Нимы терялся в слезах. — Я не хочу, чтобы они умерли. Я хочу, чтобы учитель был жив.

Я закрыл глаза, пытаясь ни о чем не думать. Мысли теснились, тысячи мыслей, и каждая ранила, едва возникнув, а воздух был полон силой Тина, удушающей и раскаленной. Но моя песня звенела в сердце, разворачивалась, стремилась ввысь, — и я поднял голову, взглянул на небо.

Земля и ветер говорили, что наступила осень, но в вышине сияли три летние звезды. Млечный путь струился, тысячи звезд мерцали вокруг. Я нашел серп, вторую звезду в его рукояти.

Арца.

Была ли она в Атанге, сражалась ли в небе над дворцом?

Тысячи звезд, и скольких из них я знал всю свою жизнь, скольких встречал в гвардии, во дворце, на улицах?

Я глубоко вздохнул, поперхнулся невидимым дымом, и взглянул на Тина.

— Я был без сознания два дня, — сказал я ему. — Ты знаешь что-нибудь? Как идет война?

— Армия разбита, — ответил он.

Сказал это так просто — но как может быть армия разбита за два дня?