Предвестники Мельтиара

Я выпрыгнула. Песня мчалась за мной по небесной реке, врывалась в крылья, захлестывала сердце. Я чувствовала, как сгорали жизни врагов, исчезали бесследно — оставался лишь восторг и сила, переполнявшая каждого из нас.

Крыши и башни крепости пронеслись прочь — защита погасла вместе с жизнями врагов — я нырнула, ища другой поток, и небо накрыло меня со всех сторон.

Оно было над головой, темнеющее, закатное, и оно было внизу — грозовое, бурлящее рваными облаками, соленым ветром. Я рванулась к нему, стремясь окунуться в бурю, — и услышала грохот волн, увидела паруса. Крохотные люди на палубах, звуки выстрелов… Я забила крыльями, приникла к прицелу.

Мельтиар говорил, что я всегда выбираю лучшую цель.

Корабль подо мной вспыхнул как факел.

— Арца?

Я открыла глаза.

Амира подошла к скамье — едва различимая, темный силуэт в ночи. Я хотела успокоить ее, сказать, что все в порядке, я сижу здесь одна лишь потому, что не могу заснуть. Но Амира не спросила ни о чем — молча села рядом, коснулась моей руки. Ее чувства сейчас были тихими, ни огня битвы, ни льдистого страха. Лишь уверенность, ровная, как восходящий поток, и едва слышная грусть, отзывающаяся в ударах сердца.

Мы сидели молча, держась за руки, глядя в ночь. Огни в доме гасли, и когда свет остался лишь в одном окне, Амира повернулась ко мне и сказала:

— Все будет хорошо. Скоро мы все будем вместе.

Я кивнула. Мы поднялась со скамьи и пошли к дому.

37

Если бы не браслеты, не знаю сколько бы я продержался в седле.

Мы скакали по дороге, петляющей среди полей, — колосья, ждущие жатвы, сменялись выжженной равниной. Вдалеке мелькали уцелевшие изгороди и обгорелые стены, то тут, то там еще клубился дым. Пару раз мы останавливались, увидев тела на дороге, но песня исцеления была уже бессильна. И я снова забирался в седло, подхватывал песню теней. Голос Нимы звучал рядом, теплый, как осеннее солнце над головой.

«Тебе не обязательно петь, — сказал мне Тин утром, перед тем, как мы отправились в путь. — Я спрячу нас».

Но зачем мне жить, если я не буду петь? И я пел — песня теней струилась над дорогой, окутывала каждого из нас. Но с каждым часом мне было все трудней: едва слышный шелест и горький дым проникали в дыхание, першили в горле. Не-волшебство Тина душило меня, пыталось сжечь изнутри.

Кровь горела, боль расползалась от зажившей раны, зрение помутилось, — я уже не видел ни дороги, ни полей, лишь мутные полосы и вспышки света. Но браслеты держали меня, делали почти невесомым, не давали соскользнуть с коня.

А потом я услышал песню, хранящую в себе тысячу напевов, неумолчную и неповторимую, — шум волн, голос прибоя. Я засмеялся и закрыл глаза.

Соленый ветер касался кожи, блуждал в волосах, пытался охладить мой жар и вернуть ясность мыслям. Мне хотелось скорее добраться до моря, войти в него, нырнуть с головой. Оно смоет с меня усталость, я буду знать, что делать дальше.

Я не заметил, как мы остановились. Сила Тина затихла — или просто я не слышал ее за натиском морского ветра, — а песня Нимы смолкла.

— О нет, — сказала Аник. Я едва узнал ее голос, таким он был безжизненным и тусклым. — Неужели зря…

Я снова мог видеть. Дорога обрывалась, тонула в песке. Волны разбивались о берег, текли вперед, стремясь поглотить дюны, — и откатывались, оставляя лишь белую пену. Рокот моря был тяжелым, осенним, гребни волн белели до самого горизонта.

Я родился возле моря. И потом мы приезжали сюда, с учителем и Нимой, и я собирал ракушки, принесенные прибоем. Я оставил их в доме учителя, когда ушел из Рощи. Должно быть, они и теперь там.

Но Рощи больше нет.

— Весь старый порт… — тихо проговорил кто-то.

Я понял, на что все смотрят.

К востоку, справа от нас, виднелась королевская дорога, — широкая и ровная, она спускалась к самой воде. Туда, где у людного причала всегда стояли корабли, где море всегда было пестрым от цветных парусов, а небо — от развевающихся флагов.

Я не видел ни одного корабля, ни одной лодки, — лишь каменные опоры и полуразрушенную пристань.

— Нам не на чем уплыть, — проговорила Аник. Ее голос был все таким же бесцветным, но твердым. — Мы должны вернуться и сражаться. Это все, что мы можем сделать.

Ветер бил в лицо, холодный и ясный, как ветер моих снов. Мне казалось, — стоит прислушаться, и он заговорит со мной.

Я знал, что делать.

Я спрыгнул на землю, сошел с дороги, повернулся на запад. Ноги увязали в песке, осколки ракушек царапали кожу. Но я был прав, он все еще ждал меня — корабль, который я помнил с детства.

— Мы тут играли, — тихо сказала Нима у меня за спиной.

Я кивнул.

Он лежал накренившись, наполовину погребенный в песке. В бортах зияли пробоины, рея торчала, как сломанная кость.

— Я верну его к жизни, — сказал я. Слова звучали как клятва. — Мы уплывем на нем.

Я пел еле слышно, замолкал, начинал снова, пытался влить песню в остов корабля. Мои ладони скользили по трухлявым планкам, — древесина пахла плесенью и сырым песком, но не рассыпалась от прикосновений. Как ему удалось пролежать столько лет здесь, у самой кромки прилива?