Предвестники Мельтиара

Лишь нескольких десятков кораблей не коснулась моя песня. Высокие, с серебристыми парусами, они стояли в восточной части гавани, и их борта шелестели едва слышно, касались сердца горьким дымом, — как и крылья тех, кто приплыл на этих кораблях.

«На наших кораблях не будет магии», — сказал мне верховный всадник. Его крылья ниспадали к земле словно плащ, капюшон затенял лицо. Ему было все равно, что приказал мне король, и корабли всадников не вдохнули песню полета.

Но все остальные звенели, были полны сил, — ведь я пел вчера и сегодня, наполняя их ветром и небом, и теперь без сил лежал на дне своей лодки, слушал как море шепчет мне: уплыть… погибнуть… вернуться…

— Эй, ты там живой? — Голос, встревоженный и знакомый, окликнул меня, заставил вынырнуть из полузабытья.

Я ухватился за борт, поднялся, — лодка качнулась подо мной, готовая отплыть или взлететь, — и выпрыгнул на пристань.

Джерри поймал меня за плечо, и я привычно отмахнулся, хотел сказать, что все в порядке. Но каменная набережная качнулась словно палуба корабля, и Джерри не отпустил меня.

Я не видел его всего неделю или чуть дольше, но он изменился, стал словно бы старше или злее. Но за спиной у него по-прежнему было длинноствольное ружье, и одет он был в свою черную офицерскую форму, — только правый рукав был отрезан и перебинтовано плечо. «Это еще с Атанга, — объяснил он. — Я тогда даже не заметил».

Только теперь, на острове, я понял, — все эти дни я не задумывался, жив ли Джерри, добрался ли он до цели. Не задумывался, потому что у меня не было сомнений. Должно быть, в те долгие два дня, пока я был без сознания, ветер донес до меня песню лодки, вплел в мои сны, сказал, что Джерри цел.

Ведь мне снилось что-то важное тогда.

— Ты себя угробишь когда-нибудь, — сказал Джерри.

— Это точно, — согласился я. — Даже не знаю, как сюда без тебя доплыл. Ты нашел сигареты?

Джерри усмехнулся и на миг стал совсем прежним.

— Ну я так подумал, — сказал он, — что раз волшебников у нас почти не осталось, то надо же беречь тебя, следить, чтобы ты соблюдал ваши правила. А курить-то волшебникам нельзя!

Я попытался пнуть его, но он увернулся, смеясь.

Словно мы все еще были в Атанге. Словно война не вышвырнула нас прочь.

Вчера я рассказал Джерри обо всем, что со мной было. Мы сидели у костра, передавали друг другу медную фляжку. Можжевеловая водка обжигала горло, мысли искрами уносились в темноту, и я рассказывал, не мог остановиться. Кроме Нимы только Джерри мог меня понять. Он столько раз был в Роще, он знал Кимри, Ору и многих других. Он знал моего учителя и тех, кто убил его.

«Суки, — сказал Джерри, когда фляжка опустела. — Повсюду таились».

Повсюду. Даже Рилэн был одним из них.

— Там еда осталась? — спросил я.

— Я поэтому за тобой и пришел, — ответил Джерри. — Скоро не останется!

Лестница поднималась от пристани, рассекала склон холма, — широкие мраморные ступени, резные балюстрады, площадки с мозаичным узором. Наверное раньше здесь никогда не было так людно, — изредка сюда приезжал король, придворные гуляли по белым галереям, а на склонах холмов шли представления и состязания.

Теперь весь остров превратился в лагерь беженцев. По обе стороны от лестницы пестрели армейские палатки, серые и цвета прибрежного песка, навесы из разноцветной ткани, самодельные шатры. Воздух полнился дымом костров и людским гулом, — разговорами, окриками, детским плачем.

Но сквозь все это я слышал песню полета, — она неслась словно ветер, словно прилив. Я слушал ее, шел по лестнице — ступень за ступенью, — и путь снова казался мне бесконечным.

Палатка, в которой я ночевал, стояла высоко, почти у самого дворца. «Новые казармы королевской гвардии!» — сказал мне Джерри в первый вечер. Всего несколько больших шатров — нас осталось так мало.

— Ну кажется мы не опоздали! — Джерри хлопнул меня по плечу и направился к котлу.

Я хотел пойти следом, но не успел сделать ни шага.

Дымная, горькая сила налетела словно шквал, обожгла глаза, наполнила горло пеплом. Сердце замерло на миг, потом забилось быстрее. Я обернулся и увидел Тина.

Он промчался по лестнице, перепрыгнул через баллюстраду и подбежал ко мне. Он сиял, казалось едва сдерживался, чтобы не рассмеяться от счастья, а за спиной у него были крылья. Серебристо-серые, ниспадающие к земле, полные силы, — шепчущий раскаленный пепел, боль.

— Меня простили! — воскликнул Тин и правда рассмеялся, отрывисто и звонко. — Вернули мне крылья! Я снова всадник!

— Еще бы не простили, — сказал я. Радость Тина захлестнула и меня, я засмеялся тоже. — Ты же герой. Должны были забыть, в чем ты там провинился.

— Ну они не забыли и я теперь опять как новообращенный, — возразил Тин. Я не понимал, о чем он говорит. Орден всадников всегда был окутан тайной. — Но испытания будут короче… И я пока не могу жить с всадниками, буду с ополченцами. И еще я не должен далеко от тебя отходить, ты же за меня поручился.