Предзимье (СИ)

Див снял чайник с горелки, разлил душистый травяной чай по чашкам, поставил на стол горшок ароматного густого, как масло, липового мёда и блюдо со свежим пшеничным хлебом, нарезанным толстыми ломтями. Они прихлёбывали обжигающий чай, мазали мёд на хлеб, медленно жевали. Див сумел всё-таки выкроить для брата время. Обычно его трапезы происходили следующим образом: Ворон влетал на кухню не разуваясь, под гневные жесты Брацлава залпом выпивал стакан воды, хватал из хлебницы ржаную горбушку и уносился прочь. Он называл это «обедать», но Лед был убеждён, что подобное варварское отношение к еде должно называться иначе.

Оставшийся хлеб Див убрал в льняной мешочек и положил в хлебницу. Вторую чашку чая у братьев принято было пить без еды. Именно за ней наступало время для душевных разговоров или душевного молчания. Говорить о службе негласно запрещалось. Братство оставалось там, за двойными оконными рамами, за лениво извивающимся драконом-туманом. Здесь было уютное тепло, окутывающее, словно ватное одеяло, размеренное тиканье часов, язычок желтоватого пламени восковой свечи в горелке, запах трав, липового мёда и воска… и тишина. Глухая тишина предзимья. Весной и летом сад наполнялся птичьим щебетом и суетой, но сейчас короткими днями его навещали лишь большие синицы, лазоревки, ополовнички и воробьи. Зимние гости, вроде снегирей и дроздов-рябинников, должны были появиться позже.

После захода солнца сад безмолствовал.

– Ты помнишь ночные разговоры в училище? – спросил Див.

Конечно, Лед помнил! Днём были бесконечные занятия и муштра, и время для подобных бесед можно было найти лишь ночью. После десяти вечера полагалось спать, но наставники обычно делали вид, что не слышат шушуканья за дверями комнат.

О чём они только не говорили… Лед мечтал стать Небесным Стражником и бредил небом. Он рассказывал брату о полётах на летней утренней заре, когда солнце согревает крылья первыми лучами, а от остывшей за ночь земли поднимается холодный пар. О россыпях звёзд, заполняющих всё вокруг, когда ты летишь вверх, запрокинув лицо, и над твоей головой тончайшей искристой дымкой разворачивается Млечный Путь. О том, как хмурым осенним днём облака остаются на крыльях холодным инеем, а под тобой расстилается бесконечное золото лесов в тёмных пятнах ельников и сосновых боров, перечёркнутое мутно-коричневыми ниточками-реками.

Див внимательно слушал, и Леду казалось, что он сейчас не здесь, а там, в холодной бесконечно просторной выси, и в такие моменты жалел, что его брат от рождения крыльев лишён.

О многом они говорили в то время. Для Леда тихие чаепития в потёмках являлись продолжением тех ночных бесед. Наверное, так казалось и Диву, поэтому он предпочитал обходиться без света, зажигая лишь свечу в горелке для чайника.

– Ты помнишь наши разговоры о девушках?

У Леда запылали щёки, и он порадовался отсутствию света. Не хватало ещё, чтобы брат заметил.

– Див, я бы предпочёл забыть такую чепуху.

– Разве это была чепуха? Мечты о Прекрасной Даме, лишённые пошлости.

В мягкой, словно кошачья лапа, тишине, которую дополнял размеренный стук часов, зазвучал низкий певучий голос.

Отдых напрасен. Дорога крута.

Вечер прекрасен. Стучу в ворота.

Дольнему стуку чужда и строга,

Ты рассыпаешь кругом жемчуга.

Терем высок, и заря замерла.

Красная тайна у входа легла.

Кто поджигал на заре терема,

Что воздвигала Царевна Сама?

Каждый конёк на узорной резьбе

Красное пламя бросает к тебе.

Купол стремится в лазурную высь.

Синие окна румянцем зажглись.

Все колокольные звоны гудят.

Залит весной беззакатный наряд.

Ты ли меня на закатах ждала?

Терем зажгла? Ворота отперла?*

Тишина вновь вступила в свои права. Лед спросил:

– Твои?

– Нет, конечно. Куда мне…

– Я не знал, что это может так звучать, – помолчав, сказал Серебряный.

Туман за окнами зажёгся изнутри бледным голубым светом. Из туч, что плечом к плечу ползли над поникшей в ожидании землёй, выглянула луна.

– Ты, наверное, прав, – сказал Лед. – Я до сих пор её жду. Раньше ждал прекрасную Велеокую, но с годами понял, что она может выглядеть вовсе не так, как я её представляю. И образ её – это совсем не главное. Главное – спокойствие души, которое она дарит, когда находится рядом.

– Думаешь, дождёшься?

– Нет, – светло взглянул Лед. – Она осталась за Пределом. А я – здесь.

– Ты ещё сможешь вернуться.

– Я не хочу возвращаться, – глухо ответил Лед.

– Похоже, Бересклет тебя не переубедил, – сказал Див после повисшего в воздухе молчания.

Лед едва заметно улыбнулся, и Див по его тону уловил улыбку, когда он сказал:

– Мне кажется, что он… пускает пыль в глаза. А на самом деле он тоже ждёт свою единственную.

Будь это, например, Ладимир, Див бы сказал, что Бересклет, скорее, свою единственную усердно ищет методом проб и ошибок. Леду он лишь улыбнулся в ответ и промолчал.