Прекрасная ночь, чтобы умереть

Через неделю комиссар и Фаби стали неразлучны. И, по правде говоря, Барде начал почти забывать, что он с ней встречался в профессиональном качестве. Унесённый желанием «приручить» девушку, он много дал её личности, не побоявшись рискнуть первым пойти по пути реальных личных признаний. Так, чтобы Фаби понемногу начала его рассматривать в качестве кого-то типа её дедушки, а потом смогла раскрыться сама.

В конце девятой встречи она сказала своим своеобразным голосом:

— Фаби хочет увидеть твой дом.

Комиссар Барде поймал себя на том, что весь сжался. Мадам Барде это точно не понравилось бы, но у него ещё со времен прежней холостой жизни имелась небольшая квартирка в двух шагах от кафедрального собора Святого Спасителя. Это было его личное гнездо, «его пузырь», как он сам говорил, в котором он появлялся крайне редко, но это место представляло собой для него некий тайный сад посреди совершенного беспорядка. Плюс он сам этого хотел, он вступил в эту игру признаний, и теперь было бы нечестно отступить. И после короткого колебания он согласился с мыслью принять Фаби в «своём убежище».

Может быть, чтобы лучше к этому подготовиться психологически, он представил себе этот вечер «вечером ди-ви-ди». Как бы то ни было, он захотел снова увидеть тандем Даниэль Отёй и Паскаль Дюкенн в фильме 1996 года «Восьмой день».

***

Они договорились, что Фаби придёт в десять часов. Жорж Барде, находившийся в состоянии стресса от осознания того, что кто-то вторгнется в «его пузырь», потратил первые часы утра, чтобы провести осмотр своего интерьера и, за невозможностью привести всё в настоящий порядок, он просто забросил в глубину ящиков то, что разоблачало его больше всего.

Без десяти десять она позвонила в дверь. Очевидно, она решила одеться более изысканным образом, чем в другие дни. Комиссар это незамедлительно отметил:

— Ты очень красивая сегодня.

— Ты увидел. Фаби довольна. А ты милый.

Было ли это сознательно, но она сделала ударение на «ты»? Барде почувствовал легкое пощипывание от волнения. Ему было пятьдесят, и он мог беседовать с этой молодой девятнадцатилетней женщиной только как с малолетней девчонкой. Она осознавала существование других, но была ещё неспособна сказать «я». Как должно было быть легко её обмануть! Он начал:

— Не заставляй меня поверить, что только я. Твой папа тоже очень мил с тобой.

— Да, папа. Не месье Делувье.

— Вот как? Почему, Фаби?

— Он умер.

— Расскажешь мне, как это произошло?

— Да. Очень жалко. Ты знаешь, месье Делувье, это он научил Фаби танцу доверия.

— Ты мне уже говорила об этом. Но я ничего не знаю про такой танец.

— Месье Делувье объяснил. Он сказал: это — тайна. Его танцуют не для всех.

— А для кого его танцуют?

— Только для тех, кто заслужил доверие. Ты заслужил, и Фаби может танцевать. Но надо не говорить другим. Никогда. Никогда. Ты хочешь, чтобы Фаби танцевала?

— Я нахожу это немного… как сказать… удивительным, но почему бы и нет? Тебе нужна какая-то особенная музыка?

— У Фаби есть в её сумке, — улыбнулась она.

Минутой позже монотонное протяжное пение наполнило комнату, и Фаби, максимально сконцентрировавшись, начала покачивать бёдрами, лаская себе грудь, живот и бёдра. И тут же Жорж Барде почувствовал себя не в своей тарелке. Движения молодой женщины были полны эротической провокации, и в то же самое время в своей наивности она не выглядела отдающей себе отчет в том эффекте, который она производила.

— Речь же не пойдет…? — недоверчиво пробормотал комиссар.

Как будто для того, чтобы ответить на этот его вопрос, Фаби начала расстегивать пуговицы своего платья, одну за другой…

Это было чересчур для комиссара полиции, и он прыгнул к стереофоническому проигрывателю, резко выключив музыку.

— Тебе не нравится? Фаби плохо танцует?

— Послушай, Фаби, нам нужно поговорить. Полагаю, что я кое-что понял. Ты мне сказала, что этот «танец» тебя научил исполнять Делувье?

— Да.

— Ты знаешь, что это — стриптиз, Фаби?

— Что такое — стриптиз?

— Ах, да! Хорошо. Это не важно. Забудем. Объясни мне скорее: как Делувье тебя научил этому… способу танцевать?

— Он объяснил. Он показал картинки в своем телевизоре.

— А затем он тебя попросил станцевать точно так же для него, ведь так?

— Да. Он хорошо объяснил. Это — танец доверия… и тайна!

— И суть танца состоит в том, чтобы раздеваться под музыку. Я правильно понял?

— Чем больше доверие, тем больше Фаби сбрасывает одежду.

— Делувье только смотрел на танец?

— Он очень любил. Он хотел часто.

— И он никогда не хотел ничего другого, кроме как смотреть, как ты танцуешь?

— Нет, а что?

— Так, ничего…

Комиссар Барде начал чувствовать, как глухой гнев поднимается в нем. Таким образом этот такой приветливый тип, этот идеальный бойскаут, тот, кого так превозносили всё обо всех знающие кумушки из соседнего квартала, оказался лишь грязным лицемерным извращенцем и вуайеристом, который пользовался невинностью и чистосердечностью своей добычи. И Барде начал думать, что, в конечном счете, Делувье заслужил то, что с ним приключилось.

— И твой отец был в курсе?

— Да. Нет. Впрочем… Фаби не знает.