Прекрасное и истина

Вот краткое изложение его изобретательной системы. Поскольку пространство представляет собой не более чем совокупность внешних связей между изолированными элементами, постольку пространства нет вообще. Оно лишь делает видимыми действия и реакции различных существ. Подлинными существами являются души, или монады: это некие абсолютно простейшие – поскольку структурная организация есть лишь выражение внешних связей, – простейшие, которые, следовательно, не имеют ни частей, ни наружного вида, ни внутреннего объема и изменяются только в результате внутреннего развития и перехода, как говаривал Аристотель, из возможности в действительность.

[Ср., например: «…из сущего в возможности всегда возникает сущее в действительности через сущее в действительности, например: человек – из человека, образованный через образованного, причем всегда есть нечто первое, чтό приводит в движение, а это движущее уже существует в действительности»[206].]

Поэтому уничтожьте все монады за исключением одной – и она станет развиваться только благодаря собственной внутренней природе, а, обнаружив внутри себя самой свои связи со всеми другими монадами, предстанет в виде целого Мира. Точно так же поведут себя и все другие монады – без какого-либо воздействия одной на другую и благодаря предустановленной гармонии, которая управляет развитием каждой из них в соответствии с развитием всех других. Как раз это и позволяет предполагать существование Бога-регулятора и даже в достаточной степени подтверждает его существование.

[ «Лейбниц считал, что каждая монада отражает Вселенную, но потому, что Бог дал ей такую природу, которая самопроизвольно порождает этот результат. <…> Тем, кому предустановленная гармония казалась странной, Лейбниц указывал, какое прекрасное доказательство давала она существованию Бога»[207].] Итак, перед нами мир душ, [ «Лейбниц пришел к отрицанию реальности материи и к замене ее бесконечными собраниями душ»[208].]

и все они демонстрируют развитие в форме Вселенной, задуманной внутри каждой из них, – но каждая, делая это с присущей только ей позиции, представляет собой некое организованное тело; при этом одни из них менее активны, другие – более. Душа будет признана бездействующей, в случае если ее восприятия смутны, или деятельной, в случае если ее восприятия отчетливы; свобода же определяется посредством перехода от свертывания к развертыванию, что возвращает нас к мудрости философов и в конце концов должно сообразовываться со здравым смыслом. Тем не менее оказывается, что все задуманное и осуществленное – в состоянии ли свободы, в состоянии ли рабства – абсолютным образом определено как таковое Богом; и туман, скрывающий от нас данный вид познания, в рамках которого все пребывает в движении, ничего не устраняет в этом непреодолимом условии. Лишь с помощью отличающейся глубиной доктрины Декарта следует оценивать эту систему, как и другие, менее блестящие, только тем самым и оставляющие чуть больше места наивной надежде.

[Возможно, имеется в виду надежда на волю Богу, предопределяющую существование, по определению Лейбница, этого «лучшего из миров».]

Юм

Эпикурейцы велики только своим отрицанием.

[Эта точка зрения проводится в эссе «Эпикур» (см. выше), где Ален утверждает, что учение философа «…направлено против вызываемых различными мнениями и воображением наслаждений и страданий; видности быстро разрушаются строгим размышлением о вихревых потоках атомов; упования и боги умирают вместе; это объединяет надежды и страх. Именно благодаря подобному избавлению данное учение об абсолютном отрицании обладало и будет обладать большей значимостью, чем полагают».]

Это и есть последнее усилие суждения, направленного против теологических систем.