— Соня? — удивлённо подняла она брови, увидев мой боевой вид. — Ну ты даёшь. Я пришла выводить тебя из унылого настроения, а она уже при параде, — улыбнулась она.
— Ожидала меня увидеть всю в слезах, в обнимку с бутылкой вина? — усмехнулась я. — Нет чтобы порадоваться за подругу.
— Я рада, конечно, — возразила она, проходя за мной в комнату. — Просто не ожидала… Вы… — она вздохнула. — Я не знаю, что между вами произошло, но вы выглядели такими влюблёнными, счастливыми… Вы должны помириться…
— Стас этого не хочет, — задумчиво посмотрела на подругу. — Мне нет оправданий, и я его понимаю… Всё кончено, Кир. Безвозвратно.
— Бусечка, ну что ты такое говоришь, — Кира стала позади меня, пока я наносила последние штрихи макияжа.
— В его глазах, я слишком низко пала… — сказала я, глядя на своё отражение в зеркале. — Мне никогда не оправдаться перед ним. Он считает меня предательницей, обманщицей, притворщицей, шлюхой Соколовского, которая соблазнила, чтобы шпионить.
— Но это же бред…
— Это не кажется бредом в свете того, что меня связывает с Соколовским…
— Ты должна ему всё объяснить, — Кира положила руки мне на плечи и, склонившись, прижалась щекой к моему виску. — Рассказать ему всё, что этот подонок сделал с тобой, с вашей семьёй. Стас поймёт. Он же любит тебя.
Опустив голову, я закрыла глаза. Жгучие слёзы снова проступили, норовя испортить макияж.
— Если бы я увидела то, что увидел он, я бы тоже не поверила.
— О чём ты? — удивилась подруга.
И я всё рассказала ей. Всё, не таясь. Я знала, что она поймёт. Только она знала, что я пережила, что нас связывало с Соколовским и как он на меня действовал, какую власть надо мной имел.
— Я сильно облажалась, Кир. Стас никогда не простит меня.
— Дай ему время остыть, — с пониманием посмотрела она. — Попробуй ещё поговорить с ним. Расскажи всю правду. Если любит, то должен понять.
— Ему сейчас совсем не до этого. Он нужен семье: дочери, жене, — вытерев слёзы, я поправила макияж и, выдохнув, посмотрела на подругу. — Не хочу портить ему жизнь. Без меня ему будет лучше. А я… Соколовский не оставит в покое ни меня, ни Стаса. Так будет лучше для всех.
— Но не для тебя… — прошептала Кира. — Что ты задумала, Буся? — тихо спросила она, словно читая всё по моему взгляду.
Я молчала, глядя в серые глаза подруги.
— Не делай этого.
— Я приняла решение. Я знаю, что делать, — решительно ответила Кире и встала, взяв сумочку.
Кира, конечно же, пыталась меня остановить, но я была тверда в своём решении. Я не позволю Соколовскому испортить жизнь Стасу. Ради любимого я готова была пожертвовать призрачной возможностью счастья и своей свободой. Михаил — мой рок. Неотвратимый. И пока он на свободе, безнаказанный, не будет мне покоя. Он мне это ясно и чётко дал понять. Что будет потом, если даже всё получится, мне было уже всё равно. Это было уже неважно. Плевать…
Дверь за мной закрылась, а я стояла, не решаясь сделать следующий шаг — пройти в кабинет. Это была последняя черта, перешагнув через которую, возврата для меня уже не будет. Соколовский сидел в большом, дорогом, обтянутым тёмно-коричневой кожей, кресле. Оно так явно подчёркивало его статус, власть, презрение ко всему миру… В нём он был похож на искусителя, властителя, которому все подчиняются и не смеют давать отказ. В кабинете было прохладно — не смотря на сентябрь, работала сплит система. Воздух был пропитан табаком, в кабинете явно часто курили, и дорогим, любимым парфюмом мужчины. Знакомый с юности, древесно-пряный с нотками сандала и шлейфом восточных пряностей запах растревожил мои воспоминания. Мы секунд десять смотрели друг другу в глаза, и я чувствовала, как этот пристальный, тягучий взгляд серых глаз из-под густых тёмных бровей манил в бездну. Снова… как много лет назад… напомнил мне, что я слабая, одинокая и беспомощная девочка… «Девочка», — в голове возник голос любимого. Из уст Стаса это обращение всегда звучало с такой любовью и нежностью, что от воспоминания сердце сжалось, ком подступил к горлу. Я выдохнула: «Нужно сделать этот шаг…»
— Зачем ты пришла? — наконец-то, он прервал звенящую тишину.
Я сделала шаг… ещё… подошла ближе. Стала напротив его большого дубового стола. Михаил не отрывал от меня взгляд, словно сканируя, считывая мои мысли, эмоции… Казалось, что видит насквозь. Сейчас прогонит…
— Разве не этого ты добивался?
Он не ответил. Достал сигарету и, щёлкнув золотой зажигалкой, закурил. Медленно затянулся и, только выпустив дым, сказал:
— Уверена, что мне это ещё нужно?
Теперь я молчала, пытаясь понять, что у него в голове, просчитать его действия. Мы словно соперники присматривались друг к другу перед схваткой, просчитывали куда можно нанести поражающий удар.