Прекрасные изгнанники

— Я пошутила, Марти. Естественно, мы приехали сюда, чтобы дни и ночи напролет заниматься сексом с нашими мужьями. Столь живописное место просто идеально для этого подходит, ты согласна? — И она счастливо рассмеялась.

Я тоже улыбнулась, а про себя подумала: «Неужели ей действительно доставляет удовольствие заниматься сексом?»

И продолжила:

— Да, конечно, мне не нравится, что нас повсюду преследуют фотографы, но… Я вот что хотела спросить… Скажи, а Гэри, он когда-нибудь…

Гэри всегда выглядел очень презентабельно, был таким очаровательным и внимательным. Эрнест тоже был обаятельным и заботливым, но в своих книгах он мог с легкостью выставить в смешном или неподобающем виде друзей… или даже любовницу в пьесе. Он брал наши жизни, наши слабости и выкладывал их перед читателями, чтобы те могли посмеяться за наш счет. Разумеется, Купер не был писателем, это частично объясняло разницу между ним и Хемингуэем. Но, уверена, он никогда бы не стал читать письма Роки. Даже послание от бывшего любовника, если у нее вообще когда-то были любовники, она ведь вышла замуж в двадцать лет. Может быть, поэтому Гэри Купер и доверял своей жене и не совал нос в ее корреспонденцию.

Собаки подняли в воздух стаю голубей, и мы одновременно вскинули ружья. Роки подстрелила как минимум двух, я же не попала ни в одного. На самом деле мне уже давно не особенно нравилась охота, вернее, это занятие разонравилось мне в тот самый день, когда я, только ради того, чтобы потешить свое самолюбие, подстрелила на Кубе ястреба. Я уже не говорю о той жуткой загородной вылазке — это напомнило мне расправу, которую в романе Хемингуэя устроили над фашистами люди Пабло, — когда наш маленький отряд уничтожил пятьсот кроликов. Под командованием Эрнеста мы загнали бедных зверьков к каналу, откуда им было некуда бежать. Фермеры жаловались, что кролики уничтожают урожай, — это служило нам оправданием. Хорошо хоть мальчиков в тот день с нами не было.

— В Китае все будет по-другому, — сказала я. — В Китае о нас с Эрнестом никто ничего не знает.

— Марти, неужели ты действительно собираешься потащить Эрнеста в Китай? — изумилась Роки. — Даже Гэри заметил, как вымотала его последняя книга.

— Вот как раз сейчас он отдыхает и набирается сил, — ответила я. — И между прочим, он хочет отправиться туда не меньше моего. Мы же с ним оба журналисты, это наша работа.

Эрнест обещал, что, после того как допишет «По ком звонит колокол», мы сможем поехать освещать какую-нибудь войну. Будем работать вместе, как в Испании, приносить людям пользу. И никто не будет постоянно совать нос в нашу личную жизнь, чтобы бесцеремонно сфотографировать нас для утренних газет.

Но теперь, когда роман был закончен, Эрнест начал колебаться. Он то демонстрировал желание пойти на попятный, что неизбежно приводило к справедливым упрекам с моей стороны, то вдруг принимался названивать моему редактору в «Кольерс», требуя послать в Китай именно меня, потому что все равно никто лучше не сумеет справиться с этим чертовым заданием, да и вообще, сколько можно тянуть. За этим его противоречивым поведением было забавно наблюдать. Эрнест вбивал себе в голову, что хочет одного, а когда добивался желаемого, немедленно начинал уверять себя, что ему нужно совершенно другое. Мне кажется, что все люди такие. Думаю, любой из нас, хотя и пытается выстроить для себя какой-то маршрут, по большей части движется по жизни хаотично.

— Можно задать тебе личный вопрос, Роки? — спросила я.

— Да, конечно. Полагаю, я не обязана отвечать, если не захочу.

— Это не больно?

Я имела в виду «дни и ночи напролет заниматься с мужем сексом».

Но тут с противоположной стороны поля меня позвал детский голос. Это был Гиги:

— Смотри, Марти! Я попал!

Мы обе радостно рассмеялись.

— Этот мальчик такой славный, просто прелесть, — сказала Роки. — Я бы не прочь поженить их с нашей Марией. — Она снова рассмеялась: ее дочка еще только научилась ходить. — У Хэма все сыновья замечательные. Как и их папа.

Эрнест получил первый экземпляр «По ком звонит колокол», когда мы еще отдыхали в Сан-Валли. С ним были его сыновья, его окружали кинозвезды и знаменитые писатели. Казалось бы, Хемингуэй должен был начать размахивать книгой и показывать ее всем и каждому, но он молча принял пакет, взял меня под руку и увел в наш номер с отдельным входом.

— Открывай, Муки. — Эрнест передал мне пакет так, будто это был подарок, который он приберегал специально для этого дня.

— Я не могу, Клоп! Это твоя книга!

— У нас с тобой теперь все общее, — заявил он. — Открывай.

— Я…

— Ну же, кому сказано!

Я вскрыла пакет и достала книгу.

— Ничего себе кирпич! Да это просто безобразно толстая книга, мистер Свин! Только очень важная книга может быть такой толстой.

— Надо будет ее взвесить, когда вернемся в «Финку»!

— Если ты встанешь на весы вместе с этим романом, то потянешь на центнер, не меньше, — пошутила я.

Эрнест залился счастливым смехом. Он был очень доволен.

— Мост на обложке необыкновенно красивый, — заметила я. — Они сделали его именно таким, как ты и хотел: металлическим и легким.