Прекрасные изгнанники

— И немного вдалеке, для перспективы.

— Ну да, прекрасно получилось.

— Открывай, Дочурка.

Я открыла титульный лист.

Эрнест, стоявший рядом, протянул руку, перевернул страницу, и я увидела это: «Посвящается Марте Геллхорн».

— О господи, Клоп!

Я смотрела на черные буквы на белом листе, и мне вдруг стало трудно дышать.

— Это твоя книга, Муки, — сказал Эрнест.

Сан-Валли, Айдахо

Октябрь 1940 года

После того как Бамби, Мышонок и Гиги уехали из Сан-Валли, мы с Эрнестом на лошадях поднялись вверх по реке Салмон. На тридцать семь километров пути по горам ушла неделя, причем это были постоянные крутые подъемы или спуски. Я оказалась выносливой, хотя, конечно, далеко не такой выносливой, как лошадь, и легко переносила недостаток комфорта. Мне вполне хватало брусочка моего любимого мыла, чтобы вымыться, купаясь в прозрачной реке. Природа, похоже, благотворно влияла на Эрнеста. Он стал спокойнее, больше не налегал на выпивку и, казалось, даже был не против поехать со мной в Китай, если «Кольерс» все-таки отправит меня туда в командировку.

Когда мы вернулись, я свалилась с ужасной ангиной.

— В следующий раз отбуксируем лошадей на подъемниках, — предложил Эрнест.

Но от смеха горло у меня заболело еще сильнее.

От «Кольерс» послали в Китай другого корреспондента. Эта новость окончательно меня добила. Я вынуждена была маяться от безделья на курорте, пока Квентин Рейнольдс писал репортажи из Лондона, где ему на голову падали настоящие бомбы, а на мою долю оставалась разве что командировка в Бухарест или еще в какое-нибудь тихое местечко. Но я бы все равно согласилась. Мне было все равно, куда ехать, лишь бы только наконец дали задание.

Эрнест вел серьезные переговоры с «Парамаунт пикчерз»: они хотели купить права на экранизацию романа «По ком звонит колокол». В середине октября Дороти Паркер, которая, предположительно, должна была заниматься сценарием, приехала в Сан-Валли, чтобы лично пообщаться с Эрнестом. Вообще-то, я думала, что Голливуд не место для серьезных писателей, но мне нравилось ее чувство юмора, и Эрнесту вроде бы тоже, или он просто так говорил, хотя сам считал, что сценарий должен писать кто-нибудь посолиднее, кто-нибудь с cojones. У него у самого, когда дело дошло до прав на фильм, хватило твердости отказаться от ста тысяч долларов.

— По-твоему, этого мало, Скруби?

За весь прошлый год он заработал шесть тысяч долларов.

— Мои друзья на побережье говорят, что они могут дать больше, Марти.

— Смотри как бы не остаться вообще ни с чем.

— Мы с Фридом всегда можем принять предложение «Парамаунт пикчерз», — успокоил меня Эрнест. — Они уже продемонстрировали нам, что очень хотят заплатить сто тысяч, а мы пока не признали, что горим желанием продать им права за эту сумму.

— Но, Клоп, люди иногда меняют свои решения. А вдруг в «Парамаунт» передумают и вообще пошлют тебя подальше? Ты не можешь постоянно держать их на крючке, а деньги, на мой взгляд, хорошие. Да и какие у нас особые расходы? Только на книги.

— И на отдых в таких местах, как это.

— Не говори глупостей, Бонджи, этот отдых не стоит нам ни цента: нас пригласили, чтобы создать репутацию курорту.

— Нам нужен новый холодильник на Кубе, — заявил Эрнест. — Я хочу купить новый бинокль и спальный мешок. А еще, не забывай, надо оплачивать аренду «Финки Вихии», покупать продукты и выпивку.

— Да, счет за выпивку, конечно, солидный, — согласилась я и даже смогла рассмеяться, хотя из-за этой треклятой ангины чувствовала себя просто погано. — Но даже с учетом всех перечисленных расходов от ста тысяч долларов у нас останется куча денег, и мы будем жить припеваючи, даже если никто из нас до конца жизни не будет заниматься журналистикой.

Роман Эрнеста еще не вышел, а в клубе «Книга месяца» уже решили удвоить первый тираж. И в «Скрибнере» тоже по второму разу запустили печатные станки.

— А как же алименты Полин? — не сдавался Хемингуэй.

— Ты серьезно, Клоп? Да получив такой гонорар, ты сможешь до конца жизни спокойно писать романы, платить Полин и позволять себе все, что пожелаешь.

— Выпивка оплачивается отдельно, — пошутил он.

— Да, Бонджи, хорошо, что ты предпочитаешь дешевое пойло, а я вообще могу обойтись без алкоголя.

На следующее утро Эрнест написал Фриду, что, пожалуй, ему лучше взять эти чертовы сто тысяч.

Макс Перкинс прислал Хемингуэю тридцать контрольных экземпляров романа. Первый Эрнест надписал: «С любовью и уважением» — и отправил Скотту Фицджеральду в Голливуд. Потом нанял какого-то паренька, чтобы тот упаковал остальные экземпляры и разослал их нужным людям. Эрнест зачитал мне вслух ответное письмо Фицджеральда, в котором тот признавался, что вещь замечательная и он завидует ему белой завистью. Хемингуэй не мог дождаться, когда в прессе появятся первые рецензии. Звонил приятелям-репортерам и заставлял их читать отзывы по телефону.

Я слушала, как Эрнест радостно переспрашивал: «Да ну? Он так и сказал? Повтори-ка еще раз» — и совал мне трубку, чтобы бедный парень на том конце провода читал все снова, теперь уже для меня.