Прекрасный белый снег (СИ)

Ещё через некоторое время, когда боль потери почти уже ушла, растворилась в туманной дымке длинных, в тихих слезах ночей и переходящих в недели и месяцы тягучих долгих дней, ей стало как-то даже всё-равно, и будто бы немного легче: только пройдя через страшное такое испытание, внезапно поняла она, можно открыть в себе пути и к истинному милосердию, и к состраданию, и может быть, к совсем уже иной, новой и прекрасной жизни.

Тогда же, той страшной ночью, до дома она всё же добежала, там и идти-то было пять минут, успела разуться и снять джинсы, как тут же поняла: у неё началось кровотечение. Боль в животе, внизу, усиливалась с пугающей Светку быстротой, что делать она не понимала, в жизни её ничего подобного доселе не случалось. Роняя по пути капли тёмной, коричневато-красной крови, придерживаясь за стены и чуть не падая от нестерпимой боли, почти уже на четвереньках она пробралась в туалет, откинула крышку, раздвинув пошире ноги присела и попыталась расслабить хоть сколько-нибудь промежность. Тут же, с омерзительным каким-то бульканьем из неё вылилась тоненькая стуйка крови, и сразу стало легче. Она посидела ещё немного, кровь струёй больше не лилась: словно отсчитывая уходящие секунды тяжёлые большие капли всё ещё шлёпались увесисто в воду унитаза. Она насчитала минуты полторы, встала, посмотрела вниз, в алое, коричневатой тонкой плёнкой накрытое сверху озерцо, бумагой протёрла сверху унитаз, спустила за собой, на слабых ещё, подгибающихся ногах перебралась в ванную. Там Светка пустила горячую воду посильнее, голова ещё кружилась, слабость в ногах не отпускала. Тогда она сняла со стенки таз, в каком недавно мыла Люську, поставила вверх дном, присела на него. Боль в животе вновь просигналила горячими волнами: SOS, помогите... "Да что же это, — в ужасе подумала она, — только вроде отпустило. Что же это такое...?"

Так, поливая своё измученное тело и говову из лейки она просидела ещё недолго, сколько и сама бы точно не сказала, пульсирующая боль внизу то отпускала то усиливалась, пока опять не стала нестерпимой. Скорую вызвать она была уже не в состоянии, подняться на ноги и дойти до телефона Светка теперь просто не могла, о помощи же попросить ей было некого, её любимый Веничка был сейчас "немного занят"... Она уже не думала о сыне, сейчас ей хотелось только одного: чтобы эта мука хоть как-то прекратилась. Ей захотелось вдруг стать той лягушкой, лягушонком из дикого того, предновогоднего кошмара, чтобы её разрезали, и сверху вниз и вдоль и поперёк, разрезали бы уже и вытащили наконец то, что медленно но верно убивало её сейчас.

Тогда она перевернула таз, раздвинула колени, глубоко как могла вдохнула и стала тужиться. Огромные разноцветные шары в каком-то странном вальсе поплыли перед её глазами, она поняла что теряет силы окончательно и почти уже уходит отсюда навсегда, как вдруг, что-то большое мягкое и тёплое прошло от низа живота, оттуда где начиналась её боль ещё немного ниже, горячим обжигающим комком опустилось в детородный орган, и с отвратительным шлепком, разбрызгивая кровь вывалилось в таз. Ей сразу стало легче, боль почти ушла, она выдохнула, и тут же слёзы, не спрашивая разрешения хлынули из глаз.

Всё было кончено, она осознала это сразу. Её мальчик, так и не рождённый её сын лежал теперь под ней в кровавой луже, она же сидела в этой горячей, пропахшей кровью ванной и словно слышала его мольбу: "Позаботься обо мне, мама...". Из брошенной на дно ванны лейки с весёлым журчанием текла вода, горячей седой испариной покрылись стены, а Светка всё сидела и плакала: ни сил ни смелости подняться с этого ужасающего трона у неё уже не оставалось. Сколько она так просидела ей было неизвестно, и наконец, набравшись мужества Светка поднялась, поставила таз на решётчатую доску, какие обыкновенно бывают в ванной, встала на колени, заглянула внутрь. Внизу, в коричневатой лужице лежал пузырь, тоже коричневато-красный, с голубоватыми, слегка белёсыми прожилками, размером с большое куриное яйцо. Там, в этом пузыре, словно в яйце Кащея умирало, да умерло уже наверное её будущее счастье — так и не получивший имени сынуля.

Аккуратно, что бы ничего не потерять она слила остатки крови, водой из лейки прополоскала что осталось, вымылась сама, вытелась, вышла на цыпочах из ванной. В квартире, кроме кошки и собаки не было больше никого. Она накинула халат, достала полиэтиленовый пакет из кухонного ящика, в последний раз взглянула на своего ребёнка, положила внутрь, аккуратно завязала узелком. Вздохнула, взяла ещё один пакет: так, ей казалось, будет понадёжнее, и всё упаковала снова. Потом открыла холодильник, подумала немного и закрыла. В кладовке, сверху, нашла небольшую аллюминиевую коробку: для маленького гробика, казалось ей, будет в самый раз. На дно постелила старый шерстяной платок, уложила свёрток, и осторожно, чтобы не повредить, накрыла сверху уголками. Закрыла крышку, снаружи обмотала скотчем и вышла на балкон.