Прекрасный дом

— Инкосана! Том-хранитель дороги! — загремел Умтакати.

— Когда ты уходишь?

— Я уйду сейчас.

— Есть ли здесь поблизости еще вооруженные люди?

— Нет, инкосана. В целой округе на расстоянии дня ходьбы никого нет. Они сюда не придут.

— Я должен заявить о тебе властям, ты понимаешь?

— Я понимаю.

— Если тебя убьют, о твоей семье позаботятся. Но надеюсь, что этого не случится.

— И я верю, Том, что ты вернешься к своей жене целым и невредимым.

Том задул лампу и вышел вслед за остальными на темную веранду. Начался дождь, но женщины и дети не тронулись с места.

— Позаботься о том, чтобы у всех было место для ночлега, — сказал он Номлалазе. — Прощайте. Умтакати, когда я снова проеду мимо коттеджа, тебя уже не должно здесь быть.

— Меня не будет, — мягко ответил великан. — Прощай.

По дороге к большому дому они почти не разговаривали. А когда Том рассказал отцу обо всем, что произошло, старый банкир лишь ехидно рассмеялся.

«Ты еще посмеешься, когда узнаешь, кто они», — подумал Том.

— Эти люди — просто загадка. — Майор Кэвелл закурил сигарету и потушил спичку. Больше он не сказал ни слова о случившемся. Прощаясь с Линдой, он заметил: — Держу пари, что этот дом сейчас — самое безопасное место в стране.

Но Линда, казалось, не слышала его слов. Она поцеловала Тома, и губы ее были холодны как лед, а сердце — полно неописуемого ужаса.

Глава XX ЧЕРНАЯ ЛАВИНА

Умтакати умел передвигаться со скоростью доброго коня, хотя в бороде у него уже пробивалась седина; однако походка у него была тяжелая, мускулы, напрягаясь, перекатывались под черной кожей, и он казался медлительным. Когда первые лучи солнца прорезали облака, он уже был в краале Но-Ингиля. Но-Ингиль спал.

Коко пригласила Умтакати к своему костру. Он называл ее «мать», хотя был сыном первой жены Но-Ингиля, могила которой, окруженная кустами алоэ, находилась позади хижин. Старость Коко, ее бесстрашие и откровенность делали ее матерью всем. Она подняла на него глаза.

— Я вижу у тебя оружие, сын мой.

— Да. Мне дал его Коломб, сын Офени.

— Его зовут Исайя, он христианин, — сказала она. — У Исайи пламенное сердце, он — светоч на вершине холма. Сын мой, я была рождена черной и невежественной, такой я и умру. Но я кое-что видела. Пришел белый человек и забрал все, чем мы владели, даже женственность у женщин и мужественность у мужчин. Но белый человек сделал одну ошибку. Он разрезал кожу вокруг наших сердец, и к черному человеку пришел свет, а душа его освободилась. Бог милостив к черному человеку, он сам создал его по образу и подобию своему. Белый человек сбился с пути, указанного ему богом. Он — зверь, он — антихрист. Так сказал учитель Давид. Но все будет возвращено Черному Дому, все: знания, сила и мудрость, которые мы потеряли в давние времена. Я видела это, сын мой. Я видела свободу, я видела, как пламя горит в сердце моего внука Исайи. Он узнал новое от Тома. Том — белый, но он хороший человек. А теперь дай мне умереть и вернуться в землю. Я довольна.

— Да, да, да будет так, — тревожно подтвердил Умтакати.

— Сражайся храбро, сын мой, отправляй их души в ад. А если тебя будут преследовать, беги быстро.

— Почему я должен бежать? — спросил он, смутно понимая, что доблести его нанесено оскорбление.

— Ты сражаешься не с людьми, сын мой, — спокойно ответила она, — а со зверями.

К ним подошел какой-то ребенок и сказал, что Но-Ингиль проснулся, и Умтакати пошел попрощаться с ним. Старик сидел, завернувшись в меховое одеяло, и нюхал табак. Они поговорили о семейных делах, о том, как лучше распорядиться коровами и козами. Затем старик покачал головой.

— То, что началось, — бедствие, — сказал он. — Кто может видеть дорогу до самого конца? Все равно, сын мой, сражайся храбро, пусть будет могуч твой удар. — Он взглянул на винтовку, которую держал в руках его сын, и понял, что следовало сказать что-то другое. Но повторил: — Да, пусть будет могуч твой удар.

Умтакати отыскал следы импи Бамбаты и пошел по ним в огромные извилистые ущелья реки Тугела. Он перешел вброд ручей, очень широкий, но всего по пояс глубиной, и сначала догнал стадо коров и коз, которое гнали в поисках новых пастбищ. В арьергарде он увидел ехавшего верхом на черном воле знахаря Малазу. Малаза громко стонал от боли, а мухи тучами вились над пропитанными кровью тряпками, которыми были обмотаны его бедра. Впереди шел юноша, ведя вола за веревку, привязанную к рогам животного. В свободной руке у него была длинная, тонкая палка, на острие которой болталась верхняя губа белого человека с рыжеватыми закрученными усами. Вскоре Умтакати догнал и воинов. У большинства из них в волосах торчали белые и черные страусовые перья, что в сочетании с чокобези из бычьих хвостов должно было, по их мнению, придать им еще более воинственный вид. Они убили страусов на ферме человека, который занимался разведением этих птиц и убежал, спасая свою жизнь. Но в лавке, расположенной на головокружительной высоте над ручьем, они купили несколько штук материи, сладости и лимонад в бутылках, не причинив никакого зла бледному и окаменевшему от ужаса лавочнику.