Прекрасный Грейвс

Перед тем как позвонить Норе, я набираю папе, уверенная, что он точно не возьмет трубку. Но с чего он должен ее взять? За последние шесть лет для него я была лишь дерьмом, а не дочерью. Но, возможно, у родителей имеется шестое чувство, потому что в этот раз он не только ответил на мой звонок, но еще и ответил почти сразу же, со второго гудка. Прежде чем я успеваю сказать себе, что все в порядке и вполне нормально просто взять и повесить трубку. Это я уже пробовала.

– Эверлинн! – выкрикнул он.

Услышав его голос, я разрыдалась. Меня одолели безрассудство и импульсивность. Я так стону от боли, что даже перестаю узнавать собственный голос: издаю нечеловеческий крик, похожий на вопль умирающего животного.

Папа сразу же поменялся в голосе, смягчил его:

– О… не… не плачь. Я, эм-м… Эверлинн, пожалуйста, объясни мне, что происходит. Мне не нравится слышать тебя такой.

От его слов, конечно, я только сильнее завыла. Потому что я отвергла такого потрясающего отца. Отца, который читал мне сказки, отца, с которым я училась танцевать по обучалкам на YouTube. Отца, который всегда твердил мне, что я талантлива, красива и способна добиться всего, чего захочу, если приложу к этому достаточно усилий.

– Что стряслось, Эверлинн? Скажи мне. – Я слышу, как захлопывается дверь в его кабинет.

– Папа, прости меня. Прости за то, как я себя повела…

Я не в силах закончить предложение. Он прочищает горло, вновь пытаясь успокоить меня:

– Я же ведь твой отец. Даже если я не всегда согласен с твоим поведением в тот или иной момент, я всегда готов быть рядом. А теперь расскажи мне, что случилось, чтобы я сумел тебе помочь.

Но он мне ничем не поможет. Никто уже не сможет. Я потеряла Доминика, и его никто уже не возвратит к жизни.

– У меня был жених, – говорю я с заминкой.

– Жених? – в его голосе звучит изумление.

– Д-да.

– И… вы с ним расстались? – теперь он звучит озадаченно. Настороженно. Отстраненно.

– Н-н-нет, – каждое слово слетает с моих губ, словно искры пламени. – Он… он умер.

От этого высказывания я снова и снова теряю голову. Будто бы еще есть что терять.

– Умер? – уточняет отец. По голосу слышно, что он растерян и потрясен.

– Да.

Наступила пауза, в течение которой он осмысливает сказанное мной. Наконец, он говорит:

– Как он умер? И когда?

– В а-аварию п-попал. Вчера. Спустя несколько часов после нашей помолвки. Не знаю, что теперь делать.

Это самое искреннее, что я когда-либо ему говорила. Я действительно не знаю, как дальше жить. Ни ближайшие десять минут, ни ближайший час, ни ближайшую неделю. Я понятия не имею, как мне сейчас себя повести. О том, что произойдет со мной в ближайшем будущем, не прописано ни в одной книге.

На другом конце провода тишина. В какой-то момент я думаю, будто отец повесил трубку. Я не знаю, вправе ли я винить его после всего, что произошло.

– Эвер, я вылетаю. Оставайся на месте. Мне необходимо увидеть тебя. Сегодня же.

– Пап. Ты вовсе не обязан сюда лететь.

– Я тебя люблю. – Эти слова обрушились на меня, словно фура. Он произносит их таким низким голосом, с глубоким чувством. – Слышала, Эверлинн? Люблю тебя.

Я заревела с новой силой, на этот раз от облегчения. Он любит меня. Все еще любит. Даже после всего, что между нами произошло, он все еще готов быть рядом со мной.

– С-с-спасибо.

– Держись. Я еду.

На этом связь прерывается.

Впервые с тех пор, как Джо позвонил и рассказал, что произошло с Домом, я вспомнила, как дышать.

* * *

Мы прощаемся с Домом в гробу с открытой крышкой.

Несмотря на травму головы, его лицо в подобающей форме: оно по-прежнему безупречно и без шрамов.

За траурный макияж отвечала Нора. Она заранее спросила, не буду ли я испытывать дискомфорт. Сказала ей, что не буду, хотя до этого момента даже не представляла, каково это.

За прошедшую неделю я почувствовала себя совершенно оторванной от действительности. Кажется, будто жизнь всегда существовала у меня на какой-то периферии.

Я не высыпаюсь, но периодически отключаюсь в самых неожиданных местах своей квартиры. Папа и Ренн живут в Салеме уже неделю. Они поселились в неплохом отельчике в центре города, а утром первым делом появились у меня на пороге с кофе. В первое же утро они принесли пончики «Данкиз», но это напомнило мне о моем «давнем обещании самой верной девушки на свете», и я зарыдала прямо над коробкой, подняв весь этот шум, как будто им стоило знать, что они наделали.

Папа и Ренн успели прекрасно поладить с Норой и Кольтом. Внешне все весьма дружелюбны. Мы выглядим как обычная семья. Но это не так, и все то, что мы недоговариваем друг другу, скапливается между нами невидимой горой печали.

Ренн так изменился, стал таким высоким и сильным. Но в то же время по нему видно, что потерян в себе и не так давно лишился матери. Отец тоже стал выглядеть по-другому. Но не в плохом смысле. Он выглядит так, словно сбросил несколько килограммов и как будто его стригут профессиональные мастера, ведь мама не сможет больше брить его.