Это дело можно легко объяснить. Ни те, кто посылал Львова ко мне, ни сам Львов не знали до недавнего времени, что мой разговор с Львовым 8 сентября, который, предположительно, должен был проходить между нами двоими, на самом деле был услышан третьим человеком, о чем Львов не знал. Этот человек, помощник директора департамента милиции, дал следующие показания на juge d’instruction[37] 9 сентября, через день после разговора Львова со мной. «Я оказался в кабинете Керенского и собирался выйти из него ввиду разговора, который тот должен был провести с Львовым. Однако Керенский попросил меня остаться, и я остался в комнате на все время разговора. Керенский принес с собой два документа: сначала он вслух зачитал Львову телеграфную ленту по прямому проводу из Ставки, в которой содержался разговор Керенского с генералом Корниловым, — ту самую, что вы сейчас показываете мне. И Львов подтвердил правильность разговора, переданного по ленте. Затем Керенский вслух прочитал Львову его собственную ноту, которую вы мне сейчас показываете, и Львов также подтвердил
8 сентября генерал Корнилов еще не знал об этих показаниях свидетеля, но впоследствии он узнал о них, и этим объясняется перемена. Но вот оригинальный текст документа, который господин Уилкокс так презрительно называет «некоторые дополнительные соображения»:
«Генерал Корнилов предлагает: 1) ввести в Петрограде военное положение; 2) передать всю военную и гражданскую власть в руки главнокомандующего; 3) отставку всех министров, включая самого премьер-министра, и временную передачу контроля над министрами их помощникам до учреждения нового кабинета главнокомандующего. (Подписано)
Таким образом, если бы господин Уилкокс использовал все эти материалы, а не только свидетельства, хитро подтасованные заговорщиками, то он мог бы убедиться, что Львов «не просто взял на заметку некоторые дополнительные соображения», а в точности записал предложения генерала Корнилова, и что я не вырвал у него документ, а свернул его и положил в карман, но не для того, чтобы не дать Львову возможность ознакомиться с тем, что он сам написал; наоборот, я прочитал ему его документ, и он подтвердил правильность последнего. Львов был арестован не сразу после того, как он изложил на бумаге предложения Корнилова, а только после того, как их подтвердил по прямому проводу сам генерал Корнилов.
Я посоветовал бы читателю сейчас вновь перечитать мой разговор с генералом Корниловым от 8 сентября по прямому проводу и сравнить его с «дополнительными соображениями» Львова и с приведенным выше заявлением, сделанным нашим свидетелем, который присутствовал при разговоре. И тогда каждый увидит, что у меня были веские основания после всех этих разговоров сделать выводы, что Львов выступал в качестве полномочного посла генерала Корнилова и что сам генерал Корнилов в достаточной степени подтвердил то, что мне сказал Львов: «Вчера вечером во время моего разговора с премьер-министром по прямому проводу я подтвердил ему то, что передал через Львова», — сказал генерал Корнилов Савинкову по прямому проводу 9 сентября.
Даже господин Уилкокс соглашается с тем, что «министр-президент спросил о подтверждении сообщения Львова и получил его, но ни один из говоривших не указал, что это было за сообщение; кроме как в том пункте, где речь шла о поездке в Ставку».