Прелюдия к большевизму

[Позже я прочитал следующие показания Филоненко, правдивость которых конечно же — дело его совести: «Вечером 13 августа я спросил генерала Корнилова, подготовил ли он свою речь, которую намеревался произнести на заседании 14-го числа, и, когда мне сказали, что речь не готова, я предложил ему свою помощь в том, чтобы набросать ее содержание. Помимо моего желания помогать генералу Корнилову, я подумал, что это мой долг в свете ответственности, которая была возложена на меня за все акты политического характера, совершенные главнокомандующим. Такая же помощь также была предложена генералу Завойко, который был знаком с генералом Корниловым. Помощь Завойко состояла в том, что он писал под мою диктовку текст речи, который я предварительно обсудил в общих чертах с генералом Корниловым. С некоторыми дополнениями, касающимися только некоторых фактов, текст, продиктованный мною, был прочитан генералом Корниловым на совещании». Составляя речь, Филоненко, очевидно, был осведомлен об инструкциях, данных Временным правительством главнокомандующему, ибо его речь в основном согласовывалась с этими инструкциями. Поэтому все острые углы, такие как вопрос о смертной казни повсюду, а не только на фронте, были обойдены.]

Я забыл упомянуть, что, кажется, за день до его приезда в Москву Корнилов, уже знавший об отставке Савинкова, направил мне телеграмму с дороги, настаивая на сохранении Савинкова на службе. Затем я получил вторую телеграмму, в которой Корнилов заявлял, что присутствие Савинкова и Филоненко на Московском совещании имело бы чрезвычайно важное значение для него (Корнилова), поскольку они (Филоненко и Савинков) должны были поддерживать его требования или его речь — я забыл, как он точно выразился. Такого рода телеграмму я получил. Давайте примем менее категоричное выражение: «поддерживать его речь». Далее в телеграмме содержалось следующее мнение о Савинкове: хорошо известный человек, пользующийся огромным влиянием на демократию. Что-то в этом роде.

[Давая свои показания, я ошибся в одном пункте: была только одна телеграмма, упоминающая Савинкова. Вот она: «До меня дошли сведения, что <…> Савинков подал заявление об отставке. Я считаю своим долгом выразить мнение, что уход такого важного человека, как Борис Викторович (Савинков), из правительства плохо отразится на престиже правительства в стране, и особенно в этот серьезный текущий момент. Я считаю, что присутствие Савинкова и поддержка им моих взглядов необходимы в свете моей речи на Московском совещании 14 августа, потому эти взгляды имеют шанс быть единодушно принятыми, учитывая престиж большого революционного опыта Бориса Викторовича и авторитет, которым он пользуется среди широких народных масс…»]

Раупах. Позвольте мне возвратиться к вопросу о меморандуме. Был ли тот проект Корнилова представлен на рассмотрение Временному правительству с вашей подачи и вашей властью как военного министра или он был передан главнокомандующему от его имени?

Керенский. Меморандум был передан Корниловым от его имени.

Раупах. Новый проект, который обсуждался 10 августа?

Керенский. Мы (Некрасов, Терещенко и я) спросили Корнилова об этом вечером 10 августа, и он оставил меморандум правительству в своем первом варианте, от 3 августа.

Раупах. Он решил, что необходимо принести…

Председатель. Премьер-министр объяснил нам, что этот проект был новым и уже подписан.

Керенский. Подпись заместителя военного министра была поставлена на втором проекте, но последний не был зачитан перед Временным правительством.

Председатель. Этот второй проект не был прочитан?

Керенский. Этот второй проект не был принесен вовремя. А позже он исчез.

[Я помню, как был удивлен, когда на Московском совещании услышал, как Корнилов говорил, что представил свой рапорт Временному правительству, который был без колебаний подписан и Савинковым, и Филоненко. Я в недоумении услышал объявление, что этот проект, подкрепленный тремя подписями, был «представлен» Временному правительству, хотя то, что я читал с согласия генерала Корнилова на собрании Временного правительства 11 августа, было его первым меморандумом. Итак, лишь прочитав разговор на телетайпе Хьюгса между Филоненко и Гобечия, помощника комиссара Юго-Западного фронта, я узнал, что «генерал Корнилов после обсуждения общей ситуации (10 августа) уехал на вокзал и увез с собой рапорт; однако там Б. В. Савинков и я, решив, что такие важные вопросы нельзя решать в частной беседе между людьми, пусть даже занимающими ответственные посты, убедили генерала Корнилова отправить рапорт в конверте Временному правительству, что он и сделал». Однако этот «конверт» так до меня и не дошел. Этот случай представляет пример того, что у генерала Корнилова не хватало независимости в политических действиях.]