Прелюдия к большевизму

«Должны ли мы приехать только в случае мятежа, о котором ходят слухи, или в любом случае?»

«В любом случае».

«Всего хорошего. Скоро увидимся».

«Всего хорошего».

Приведенный выше разговор — классический образец «кодированного» разговора, в котором тот, кто отвечает, с полуслова понимает того, кто спрашивает, потому что предмет разговора известен им обоим. Например, возьмите первый и второй ответы, «Подтверждаю снова» и так далее, где все, что озадачивает постороннего, понятно посвященным, которые знают настоящий смысл диалога. Здесь нет ни одного наводящего вопроса, тем не менее ответы были именно ожидаемыми. Они находились в точном соответствии с сообщением, переданным мне В. Н. Львовым, особенно второй и третий вопросы.

Этот разговор принес больше, чем от него ожидалось; он не только подтвердил, что В. Львов был наделен полномочиями говорить непосредственно от имени Корнилова, но и подтвердил точность, с которой Львов передал мне слова Корнилова…

А теперь необходимо было подкрепить это свидетельство повторением его в присутствии третьего лица моего «частного» разговора со Львовым.

Мы вернулись назад, в Зимний дворец. По пути произошла сцена, которая упоминается в показаниях позднее. По моем возвращении в кабинет разговор со Львовым был повторен. С. А. Балавинский, который в то время присутствовал в моем кабинете, написал о нем на следующий день, 27 августа, и представил его во время допроса среди прочих свидетельств.

«Я был в кабинете Керенского и хотел уходить в свете его приближающегося разговора со Львовым, однако Керенский попросил меня остаться, и я находился в комнате на всем протяжении беседы. Керенский привез два документа. В самом начале Керенский прочитал Львову телеграфную ленту из Генерального штаба, на которой был зафиксирован разговор Корнилова и Керенского, эта та самая лента, которую вы выложили передо мной (была показана лента, представленная на допросе Керенским), и Львов подтвердил точность разговора, записанного на ленте.

Тогда А. Ф. Керенский прочитал вслух Львову те записи, сделанные почерком Львова, которые вы сейчас мне показываете, и тот подтвердил точность этих записей, заверив, что каждое предложение в этих записях было сделано лично Корниловым. Далее В. Н. Львов сказал, что общее мнение людей и всех офицеров в Генеральном штабе настолько сильно настроено против Керенского и Временного правительства, что генерал Корнилов не может отвечать за личную безопасность Керенского в любом месте России, и поэтому необходимо, чтобы А. Ф. Керенский и Савинков поехали в Генеральный штаб, а Львов дал Керенскому дружеский совет принять и выполнить условия генерала Корнилова. Советуя Керенскому выполнить требования Корнилова, В. Н. Львов сказал, что генерал Корнилов предложил в формируемом им кабинете портфель министра юстиции Керенскому, в то время как Савинков должен был стать военным министром и, как мне кажется, министром военно-морского флота.

В разговоре со Львовым Керенский несколько раз возвращался к одному и тому же вопросу: в соответствии с точной информацией, которую он получил, 27 августа не должно было быть большевистского мятежа; тогда каковы были мотивы и причина, которая заставила генерала Корнилова говорить, что Керенскому и Савинкову необходимо прибыть в Генеральный штаб? Однако на эти вопросы Львов ответа не дал. В своем разговоре Львов упомянул, что он не спал четыре ночи, что чувствует себя очень усталым, и попросил Керенского быстро принять решение.

Я не знал до этого, с кем Керенский, который только что возвратился, собирался говорить, и, когда я присутствовал при разговоре между Керенским и Львовым, последний меня не видел»[20].

После этого разговора, который состоялся около десяти часов вечера, В. Львов был арестован… Расплата началась.]

Параграф 18

А теперь вернемся к вопросу: было ли у меня право после всего, что случилось 26 августа, между пятью и десятью вечера, объявить народу:

«26 августа генерал Корнилов отправил В. Львова, члена Думы, с приказом передать ему (Корнилову) всю гражданскую и военную власть Временного правительства, так, чтобы он мог собственным тайным образом сформировать новое правительство для управления страной. Этот Львов, член Думы, был наделен полномочиями сделать такое предложение, которое позднее было подтверждено генералом Корниловым в его разговоре со мной по прямому проводу».

Или «телеграмма премьер-министра во всей ее первой части была ложью», как осмелился заявить Корнилов русскому народу? Или, наконец, все это — «взаимное непонимание», если процитировать робкое выражение осторожных сторонников Корнилова?