Прелюдия зверя

– И хоть мы хотели вернуться в город, но свекровь отказалась уезжать. А потом и вовсе заболела. Хотели пожить тут пару лет, – Эмма смеется, – но вместо этого вырастили на мельнице троих детей. Мы бы и состарились здесь, но сын хотел попытать счастья в городе, а затем и нас перевезти. Он учиться хочет, да и сестер тут замуж пристроить не за кого, – женщина понижает голос до шепота, – честно признаться, в этой деревне Мартин самая выгодная партия. Но отдать за него одну из дочерей? Мое сердце не выдержит. Он же трезвый только по утрам!

Эмма лукаво улыбается, а затем грустнеет.

– Правда теперь поездка сына обойдется дороже.

– Что же изменилось?

– В деревне-то денег не водится, все в основном обмениваемся чем необходимо. Ваш муж вон за зайцев костер выменял. У нас все так делают. И сын уже готов был пешком уйти, потому что на лошадь-то откуда деньги? Пешком дольше намного, сложнее да и опаснее. Но тут прибилась к нам одна лошадка, будто услышал кто да послал в награду за все, что доброе делали. Да вот только...

Эмма грустно вздыхает, а я вдруг бледнею, зная окончание истории.

– Что только? – подгоняю, надеясь что в конце лошадь вернулась к ним, как и было мной запланировано.

– Лошадь эту украли, – Эмма сжимает губы, – никогда мы не запирались на замок. Ну кто запирается, когда в деревне кражу не спрячешь?

– Так почему не вернете? Чужаков-то не было, значит свои украли?

– Люди видели, как она сама пришла к чужим воротам. Но мы ведь дверь закрыли на засов, не вышла бы она сама. Берегли находку. Да и следы человеческие к нашему дому ведут. А вот от мельницы к лесу только лошадиные. Увел кто-то лошадь, вскочил на нее и в лес уехал.

– А зачем? – мямлю, потому что становится нестерпимо стыдно. Ну почему из всей деревни, жители которой косились на меня далеко не добро, я насолила именно этим милым и честным людям?

– Да кто ж знает? Только вот круг сделали и к дому своему привели, а когда мы сообразили и разбираться начали, снег пошел, следов-то и не осталось, а затем и вовсе метель.

Глупое животное, не могла вернуться к мельнице? Все нормальные лошади так делают, а эта прибредает куда попало.

И что же мне делать?

Я, конечно, над Вальтером могу измываться долго и с удовольствием, но вот пользоваться добротой Эммы, зная, что это я их обворовала? Так я точно не смогу.

Я заплачу им. Не то чтобы я купаюсь в золоте, да и сильно экономлю вообще-то, но на лошадь для них раскошелюсь.

Когда Эмма ушла, я еще долго лежала, глядя в потолок и размышляя как же мне искупить вину. Так и не нашла ничего оригинальнее золота, но от этого оно не становится менее действенным искуплением. По крайней мере в этом случае. Оставлю кошелек на их крыльце прямо перед уходом вместе с запиской и извинениями. Да, так будет правильно. Не признаваться же во всем сейчас, когда заперта с и без того недружелюбными людьми в каких-то катакомбах? Воровок обычно не жалуют, а тут и так все на нервах. И пусть я не воровала, а просто одолжила, но кто мне поверит? Найдут козла отпущения и будут рады.

Мои попытки временно успокоить совесть нарушает какое-то волнение за шторкой. Слышно плохо, а встать не могу. Напрягаю слух, узнавая в повышенных голосах назревающую склоку. Слов не разобрать, но в какой-то момент ссора перемещается в большой зал, сопровождаемая нарочито горестным завыванием какой-то женщины:

– Чего твориться-то! Ой, люди, чего творится!

Да что там творится-то?

– Ну зачем ты так? – узнаю в тихом вопросе голос Эммы.

– А как с вашей семейкой еще-то? Сказали же, сама к нам эта коняга прибилась! Тыщу раз повторила уже! И люди-то другие видели!

– Так к нам она в первую очередь пришла. Если бы у тебя коза сбежала, попросила бы вернуть?

– Так то моя коза, а то лошадь приблудная!

– Да зачем вам лошадь-то? Она же ездовая, а вы и ездить не умеете.

Голос Эммы звучал мягко, но истеричная баба прицепилась к сказанному, выворачивая на изнанку все сказанное.

– А вы все лучшее себе хотите, да? За людей нас не считаете! Гляди ж, городские выискались! Ежели верховой езде обучены, то господами себя возомнили, да?

– Да что ты болтаешь-то? Уж как лет двадцать среди вас живем. А верховой езде не сложно обучиться...

Голос Эммы звучит все тише и тише, а в противовес ей совесть моя, на пару с желанием осадить склочную бабу, вопят все громче и громче.

Я обычно очень осторожна, но сейчас, не дав себе время на смакование страха перед последствиями, я делаю то, что должна. И хотя улицы научили меня искать хрупкий баланс между риском оправданным и не очень, но бывают такие моменты, когда просто делаешь, а там будь что будет.

– Это я коня украла, – я крикнула это, чувствуя себя до невозможности глупо. Будет очень смешно, если меня попросту не услышат.

Но повезло, за шторкой воцаряется пауза, а затем тонкая ткань резко отлетает в сторону. Кто-то попросту сорвал ее с петель. На пороге стоит Эмма и растеряно на меня смотрит.

– Что ты такое говоришь?

И пользуясь всеобщим замешательством, зная, что вряд ли у меня есть много времени чтобы объясниться и избежать линчевания, я торопливо затараторила: