Премия Дарвина

Питбуль колебался. Он уже успел ухватиться за отвратительную емкость – так что руки ему все равно придется отмывать. Подумав, что хуже уже не будет, Питбуль осторожно, стараясь лишний раз не вдыхать, поднял емкость с пола, дотащил до туалета и с омерзением выплеснул мочу в унитаз. Водрузил емкость на кургузую тумбочку у раковины. И долго тщательно мыл руки, щедро поливая ладони санитайзером и снова их намыливая.

Полы он сегодня помыл. Мочу вылил. От смерти какого-то ссыкливого автомобильного блогера спас. Да он просто супермен! Интересно, в «Сортировочной» ведут список его хороших дел? Питбуль хмыкнул, глянул в зеркало. Оттуда на него глянула криво ухмыляющаяся морщинистая рожа. А ведь он сейчас, пожалуй, старше собственной бабки! Ей в марте стукнуло семьдесят шесть. А ему сейчас – лет восемьдесят. Леший и Костян бы со смеху угорели!

При мысли о друзьях в груди Питбуля заныло – он вдруг понял, что соскучился. Вот бы их навестить! Пожалуй, он мог бы прийти в школу, прикинувшись, как сегодня, уборщицей. Дождаться, пока начнется перемена. Или нет, лучше сразу пойти на заброшку. Прихватить с собой пива и чипсов. И… что он им скажет? Что он – гребаный зомби? Всё, что он сейчас может – напугать друзей до смерти.

Питбуль скривился, выключил льющуюся воду и вышел из туалета. Тень, отвернувшись к стене, спала. Ба тоже не шевелилась. За окнами стало совсем темно, и палата, освещаемая парой унылый светильников, погрузилась в полумрак.

Питбуль еще какое-то время посидел на бабкиной кровати, сам не понимая, что он тут делает, и чем может ей помочь. Под больничным одеялом бабулина фигура казалась совсем крохотной, почти детской. Питбуль вдруг вспомнил, как год назад они с Лешим украли у нее кошелек, а Ба решила, что сама его потеряла. Год назад эта история казалась ему дико смешной. А сейчас он даже не смог вспомнить, на что они с другом потратили эти случайные деньги. Пашке внезапно стало неловко – он не смог себе сейчас объяснить, зачем они вообще это сделали.

Питбуль легонько похлопал спящую бабулю по плечу. Тронул пальцами белую, лежащую поверх одеяла ладонь, сквозь кожу которой просвечивали темные узлы вен. Потом наклонился и прошептал:

– Ба! Это я. Паша. Все будет хорошо!

Питбуль оглянулся – никто не слышал его слов? Потом встал. Подумав, взял с тумбочки один мандарин, сунул его в карман. Отодвинул от края бабулины очки в толстой оправе – чтобы не упали ненароком. И, не прощаясь, вышел в коридор.

Вовчик долго не мог решиться войти внутрь – просто стоял и смотрел на носы своих кед. Он только сейчас обратил внимание, что обувь была совсем дешевая, словно сделанная в Китае. В «Сортировочной», видимо, не были готовы снабжать своих агентов-спасателей дорогостоящими ботинками или кроссовками. Надо будет раздобыть денег и приобрести себе нормальную обувь.

Осознав, что отчаянно оттягивает момент встречи, Вовчик, наконец, приказал себе выйти из ступора и вошел в гараж. Внутри было светло, на старой тумбочке, которую Серый обычно использовал как стол, стояла ополовиненная бутылка водки, лежала какая-то закуска, стояли рюмки. На колченогих стульях восседали Серый, Гоша, их давний институтский приятель и Митя, одноклассник, который ушел из школы после девятого класса, но дружеские отношения поддерживал. Парни, разумеется, «терли за жизнь».

– Привет, – хрипло сказал Вовчик. Разволновался. Еле удержал себя от желания подойти и стиснуть Серегу в объятиях.

Три головы синхронно повернулись в его сторону.

– Здорово! – ответил Серый. По его интонации, которую Вовчик знал наизусть, было ясно, что бутылка на столе – не первая. – Чем обязаны?

Вовчик поколебался. Он до последнего не был уверен, что легенда, которую он, словно шпион, выдумал для маскировки, удачная. Но придумывать новую было некогда.

– Я… коллега Вовы Баскакова. Ну, то есть бывший, я уволился недавно. А тут узнал, что он…

– А! – посерьезнел Серега. – Да, нет больше Вовы.

– Ну, вот я по этому поводу и зашел. Он мне рассказывал про тебя. Ты же Серега, да?

И Вовчик протянул Серому ладонь.

Тот пожал чужую Вовину руку – и у Вовчика сбилось дыхание. Оказывается, не только любимая женщина после долгой разлуки может вызывать бурю эмоций – лучший друг тоже!

– Присаживайся! – кивнул Серый. Митя тут же притащил из угла гаража табурет. Гоша достал с полки новую рюмку. Серый мгновенно в эту рюмку плеснул водки – и не успел Вовчик приземлиться на табурет, как у него в руках оказался алкоголь, апельсиновый сок в старой чашке, а на тарелке рядом – пара соленых огурцов и кусок сыра.

– За Вовчика, – сказал Серый.

Остальные синхронно подняли рюмки.

– Сорри, что я с пустыми руками, – замялся Вовчик. – Так получилось.

– Забей! – Серый влил в себя водку, крякнул, зажевал колбасой. Шмыгнул носом, но сдержался. Митя с Гошей были менее эмоциональны, но Вовчик видел – им тоже нелегко пить за упокой его, попавшей в кабалу «Сортировочной», души.

Осознавая всю абсурдность ситуации – может ли покойник помянуть самого себя? – Вовчик проглотил алкоголь, поморщился и захрустел огурцом.