Премия Дарвина

– Не может быть! – бормотал Вовчик. В голове возник гул, словно сразу за гаражом по путям шел поезд. – Она не такая! Наверное, Игнатьев ее принуждает!

– Принуждает? Ты откуда взялся, такой дурачок? – расхохотался Серый. – С Вовкиной работы? Ты кем там работал, клоуном? Ты сюда, мля, пришел друга моего помянуть, или эту шлюху выгораживать? Маша – блядище в кубе, на которую мой друг спустил все свои бабки. И кучу кредитных бабок. И его родители теперь будут эти кредиты выплачивать. Но дело-то не в бабках, а в том, что сегодня девять дней, она уже трахается с бывшим. А моего друга нет. Он в могиле. Усек?

Несмотря на то, что двери гаража были открыты, Вовчику захотелось выйти на улицу – таким спертым внезапно стал воздух. Они сговорились. Они все его разыгрывают. Этого просто не может быть!

– Я… пойду, – сказал Вовчик.

– Как знаешь, дядь, – пожал плечами злой Серый.

Вовчик задержался на пороге, еще раз внимательно всмотрелся в мрачное лицо своего друга, которого он, казалось, видел впервые. Кивнул Мите и Гоше. И вышел вон.

Каждый шаг отдавался острой болью где-то глубоко в желудке – словно он наглотался стекла. Вовчик шел по району, вообще не понимая, куда его несут ноги – но остановиться не мог. Боль и злость гнали его вперед, скручивали в узел, не давали дышать, и все, что он мог сейчас делать – шагать.

Очнулся он только тогда, когда понял, что дошагал пешком на шестой этаж и звонит в дверь Машиной квартиры. Тело взмокло, подмышки комбинезона взопрели. Руки тряслись. Мыслей не было – только поезд продолжал гудеть где-то в затылке.

Дверь распахнулась – и на пороге возникла Потапова. Пару мгновений они молча смотрели друг на друга.

– Ребят, пиццу принесли! – крикнула кому-то в глубине квартиры Потапова и жестом пригласила его войти.

Вовчик вошел, прикрыл дверь. Потапова шарила в вазочке на полке, при входе, пытаясь выловить в ней мелкие купюры.

– Сорри, сейчас чаевые принесу! Тут вообще мелочь.

И Потапова ушла.

В квартире гремела музыка, слышались оживленные голоса. Ну, хоть кому-то весело, в его девять дней. Вовчик глянул на себя в зеркало, увидел чудовищное, поросшее свежей щетиной, перекошенное злобой лицо, и ухмыльнулся. Именно с таким лицом и надо приходить в гости к неверным возлюбленным. Он сегодня не Вовчик, он – Статуя Командора. Что-то он там такое в школе читал, у Пушкина. Кажется, в финале все действующие лица провалились в ад.

Отличное окончание поминальной вечеринки! Вовчик осклабился и двинул в гостиную.

В большой комнате, стены которой были украшены стильными фотографиями хозяйки квартиры, несколько человек продавливали своими туловищами огромный диван. Ослепленный гневом, Вовчик выхватывал лица развалившихся на мягкой мебели гостей – несколько Машиных подруг с бойфрендами, Потапова, которая, видимо, уже забыла о человеке, которого приняла за доставщика пиццы, и доливала себе в бокал шампанского. Маши не было. Игнатьева тоже. Вовчик растерянно повертел головой. Смешно, но люди на диване, качающие головами под музыку, его, кажется, не заметили.

– Чувак, пару сотен хватит? – окликнул Вовчика ненавистный голос. Тот обернулся – из спальни к нему вышел Игнатьев. Высокий, развязный, ухмыляющийся. В квартире Маши он явно чувствовал себя по-хозяйски.

Вовчик смотрел на две мятых купюры, которые протянула ему татуированная рука.

– А пицца где? – поинтересовался Игнатьев.

Позади него с бокалом в руке возникла Маша.

Вовчик, обожженный острым приступом ревности, замер. Легкая, чуть пьяная, чуть растрепанная – как после недавнего секса – в просторной уютной толстовке и коротких шортиках, Маша была восхитительна. Она вопросительно смотрела прямо Вовчику в глаза, и даже не догадывалась, что у человека в комбинезоне вместо внутренностей – битое стекло.

– Але! – пощелкала она перед его носом пальцами. – Мы заказывали «Карибы» на тонком тесте, и две «Пепперони».

Вовчик скрестил руки на груди.

– «Пепперони»! Отличное меню для поминок.

– Что? – переспросила Маша.

Тут к ним подтянулась Потапова. Вовчик глянул на нее – она ведь всегда была для него как сестра.

– Потапова, ну тебе-то хоть чуточку совестно?

Кто-то сделал музыку тише, и теперь все присутствующие прислушались к диалогу.

– Не поняла, мужик, тебе чего надо? – с легким наездом в голосе спросила Потапова.

– Да вот, понять хочу – вам Вовку Баскакова совсем не жалко?

В комнате повисла пауза. Маша посерьезнела и закусила губу.

– Слышь, а ты кто? – поинтересовался Игнатьев.

– Коллега, с работы, – ответил Вовчик. – Зашел выразить невесте покойного соболезнования.

Маша бросила на Игнатьева смущенный взгляд, поставила бокал, пригладила волосы.

– Слушайте, если надо скинуться на памятник, это мы прям легко, мы уже даже чат специальный создали, для сбора средств, – с извиняющейся интонацией сообщила Маша. Гости на диване состроили скорбящие лица, кто-то даже вынул изо рта мундштук от кальяна. – Вы номер карты оставьте, куда деньги перевести. Что касается поминок, то… Понимаете, у Ленки сегодня день рождения, мы не хотели портить праздник.