Преображающие мир. Книга вторая. Охотники и ловцы рыб (СИ)

 - Есть, - хладнокровно ответил его духовный наставник, - но без изъяснений мудрых людей ты все понимаешь неверно. Этот эпизод следует понимать духовно, а вовсе не так примитивно, как ты, сын мой, толкуешь. Речь в Священном Писании идет о духовном веселье. Пение и пляски - это порождение дьявола.

 - А почему у вас, на двери в ваш собор, святой Вит изображен с музыкальным инструментом в руке? - вмешалась Любава, не выдержав этого елейного голоса. На входной двери собора юный святой изображен был настолько неискусно, что понять, что он держит в руках, было невозможно.

 - Точно, - поддержал подругу Сольмир негромким, но хорошо поставленным голосом, - я видел такой музыкальный инструмент как у него в Самарканде. Как бы гусли на длинной ручке.

 - Там книга изображена, - раздраженно сказал епископ.

 - А выглядит как гусли на длинной ручке, - не сдавалась Любава, которая в течение всего пира и без епископского поучительного выступления с трудом сдерживала свое горе, и как раз только-только отвлеклась во время пения Сольмира. - И выражение еще есть такое - "пляска святого Вита". Люди пляшут перед изображением святого Вита в день его памяти, чтобы исцелиться от болезней. И многие, я слышала, исцеляются.

 - Любава! - ахнул Творимир, сидящий внизу, но недалеко от помоста. Святой Вит был одним из самых почитаемых святых в этих землях. Святовитский центральный собор в Гнезно. Святовитский кафедральный собор в Праге.

 Епископ молчал. Пляску перед статуей юного мученика Вита он наверняка считал натуральным язычеством. И в чем-то был прав.

 Но новгородка остановиться уже не могла.

 - А ты знаешь, Творимир, что в здешних местах, если человек ест Великим постом мясо, ему выбивают зубы?!

 - Хотел бы я посмотреть на тех, - холодно улыбнулся Негорад, - кто попробует выбить зубы нам с Харальдом.

 - Так они буду выбивать не вам, а простым поселянам, которые и защититься-то не могут.

 Епископ, не удостаивая дерзкую рыжую девицу даже взглядом, молча смотрел на князя Болеслава.

 - Пан Отто, - мягко сказал князь, - когда я уеду, будешь вводить свои порядки. Пока я здесь, пусть люди веселятся. Когда людям запрещают смеяться, они берутся за оружие.

 Это было сказано мягко, но так властно, что даже епископ не решился возразить. Он бросил пристальный взгляд на новгородку, сидящую на почетном месте, медленно развернулся и неторопливо, с достоинством удалился, отказав в епископском благословении тем людям в зале, которые нерешительно его об этом попросили.

 - Vivat, князь, - гаркнул кто-то.

 - Vivat, vivat, - поддержали остальные.

 Болеслав встал, качнул в знак благодарности в сторону людей в зале рог с вином, которые ему подали по его знаку, и выпил его, не отрываясь. Крики еще усилились.

 - Любава, а где ты хранишь свое Евангелие? - неслышно в общем шуме спросил Всеслав. - Принеси ко мне в комнату, если не хочешь лишиться. У меня есть надежный тайник.

 - Они не дерзнут уничтожить такую книгу, - резко ответила Любава.

 - Ты хочешь проверить?

 Любава задумалась. Тот список Евангелия, который для нее привезла в Киев Марьяна, был ей особенно дорог несмотря на дешевую деревянную, покрытую простой телячьей кожей обложку. Евангелие от Луки переписывал лично ее духовный отец, игумен Игнатий. И даже только от мысли о том, что кто-то уничтожит такую книгу, у нее заболело сердце. Она повернула голову к ждущему ее ответа рыцарю.

 - Я принесу его тебе.

 - Да. Я покажу тебе, куда спрячу.

 После ухода епископа прежнее веселье в зале так и не возобновилось. Часть людей время от времени мрачно поглядывали на дверь, в которую неторопливо удалился не благословивший их Вроцлавский прелат. А остальные все же пытались забыть о только что произошедшем, крути не крути, скандале.

 - Песенников зовите! - крикнул Вроцлавский каштелян. - Князь велит веселиться.

 А рядом с каштеляном сидит как раз его сын Збигнев, - тихо сказал Любаве Всеслав.