Преображение мира. История XIX столетия. Том I. Общества в пространстве и времени

Демонстрируют ли все эти явления, вместе взятые, возникновение нового типа общества – «общества потребления»? В начале 1980‑х годов историческая наука обратила внимание на «потребителя» и «потребительницу», скорректировав и дополнив, таким образом, картину прошлого, в центре которой долгое время находились исключительно производственные аспекты индустриализации. Маслом для шестерен торговли служили спрос и конкуренция, потребность в наслаждениях и мода. Вышеуказанные факторы не только вызывают интерес с культурно-исторической точки зрения, но и имеют большое значение для анализа экономического прогресса, поскольку только достаточный спрос был (и есть) в состоянии перенаправить импульсы, исходящие из рационализации производства, в макроэкономические процессы экономического роста. Когда же появилось общество потребления? Если, во-первых, под этим понятием не подразумевать «общество всеобщего благосостояния», в котором практически для всех слоев населения стремление к потреблению и есть самоцель; и если, во-вторых, при этом брать во внимание исключительно социальные слои по другую сторону традиционного потребления предметов роскоши ничтожно малой элитой, – тогда, вне всякого сомнения, «потребительским обществом» была Англия XVIII века[889]. Снова стоит задаться вопросом: можно ли применить эту характеристику для Китая периода с 1550 по 1644 годы? И не будет ли она так же соответствовать ситуации в Стамбуле раннего Нового времени?[890] Не вызывает сомнений тот факт, что в указанный временной промежуток достаточно широкий слой населения обладал высокой покупательской способностью, обеспечивая тем самым спрос. Это было население страны за пределами круга императорского двора и государственных служащих, являющихся китайским аналогом аристократии. Если моду считают нововведением Европы XVIII столетия и при этом повторяют старое европейское клише о ее отсутствии в Азии, то в качестве возражения следует напомнить о ситуации в Китае, возникшей в конце эпохи правления династии Мин. Когда в XVII веке здесь рухнула система государственных правил, предписывающих разным группам общества свою одежду, значительно выросло число жалоб консервативных хранителей традиций на упадок нравственности, что указывает на социальные последствия размывания нормативных границ в области одежды[891].

Исследователь сравнительной истории культур Ханнес Зигрист так определяет идеальный тип «общества потребления»: «Относительно большое количество национального богатства более не сосредоточено только в руках небольшой элиты. Существуют минимальный уровень гражданского равенства и политических прав, обширный средний класс, социальная мобильность и конкуренция. Среди общепринятых норм находятся и расцениваются как легитимные: определенный плюрализм ценностей, усердие, этика труда и желание приобретения благ (из светских или, частично, религиозных побуждений). В сельском хозяйстве, промышленности и торговле сохраняются определенное разделение труда и рационализация производства. При этом трудовая и профессиональная деятельность ориентируется на внешний мир вне границ семьи; существуют дифференцированная институциональная и правовая система, рациональные знания, благодаря которым становится возможной и эффективной предсказуемая и расчетливая деятельность; создается и развивается культурный аппарат, позволяющий достичь понимания между производителями, посредниками и потребителями товаров и сопровождающий осмысление процессов покупки и потребления. В качестве общего средства обмена выступают деньги»[892].

Бóльшая часть упомянутых выше определяющих признаков имели место в Китае в конце эпохи правления династии Мин. Однако в последующие эпохи Китай не сильно продвинулся в этом направлении и в XIX столетии, подобно многим другим странам, был оставлен Европой далеко позади. В Европе и Северной Америке проявлялась долгосрочная динамика в направлении развития типа общества, описанного Зигристом. Вопрос о том, стали ли при этом более отчетливо выражаться или, наоборот, нивелироваться национально-культурные различия, послужил в ХX веке предметом многих дискуссий, связанных общей темой «американизации Европы». С точки зрения глобальной истории особый интерес скорее представляет вопрос, в какой мере уже в XIX столетии европейские и американские образцы и цели потребления перенимались в остальном мире. На этот вопрос едва ли можно дать единый, общий ответ, можно лишь приводить различные примеры.