Преображение мира. История XIX столетия. Том I. Общества в пространстве и времени

В колониальной архитектуре эпохи капиталистического подъема не делалось никаких уступок архитектурным традициям Азии. В Сайгоне колонизаторы по соображениям символической политики демонстративно отказались от применения каких-либо цитат из вьетнамской архитектуры. В блеске Французской империи, распространявшей свое цивилизующее воздействие, не должно было быть примесей и искажений. Смело мешались колонны в коринфском стиле, неоготика и раннее барокко. В Британской Индии в те годы тоже не чурались заимствований из любой архитектурной эпохи, но все же при строительстве вокзала Виктория в Бомбее (окончено в 1888 году) здесь отважились дополнить смесь архитектурных форм английской, французской и венецианской готики элементами того, что англичане считали местным «индо-сарацинским» стилем[1078].

Только в начале XX века и во Вьетнаме, и в Париже излишняя напыщенность и помпезность архитектуры девяностых годов начали раздражать. Ученые открыли за китайско-вьетнамскими традициями «древний», политически безопасный, индокитайский стиль Ангкор-Вата, а после Первой мировой войны в Ханое были реализованы первые постройки в стиле ар-деко[1079]. В политическом отношении европеизация тоже форсировалась, насколько это было возможно. В Ханое начала XX века проживало от тысячи (на 1901 год) до четырех тысяч (на 1908 год) французов, а город был устроен наподобие французского крупного провинциального центра[1080]. Главное отличие Ханоя от Тура или Лиона состояло в том, что местные жители, так же как и приезжие не-европейцы (китайцы и индусы), не имели права политического голоса. Они обладали лишь относительной защитой своих гражданских прав и могли принимать неформальное участие в жизни города – например, среди членов торговой палаты были богатые китайские коммерсанты.

Идеальный тип «колониального города»

Ханой был одной из колониальных столиц мира, выглядевших удивительно по-европейски. Поэтому его черты, на первый взгляд, можно взять за основу идеального типа колониального города модерности, отличающегося от колониального города эпохи раннего Нового времени. Основополагающий признак модерного образца совпадает с характеристикой глобального города позднего XX века, для которого ориентация на внешний мир вне политических границ тоже обладает первостепенной важностью. В качестве дополнительных можно выделить следующие признаки[1081]:

1) монополия власти со стороны инородных сил, то есть полицейское, военное и политическое господство в городе осуществляется на основе фактического «права сильного», обретенного иностранными представителями власти в результате захвата территории;

2) отстранение местного населения, даже его элит, от принятия административных решений в сфере регулирования жизни города;

3) импорт европейской репрезентативной архитектуры гражданского и сакрального толка, соответствующей большей частью последней или предпоследней моде, или архитектуры, ориентированной на «национальный» стиль родной страны колонизаторов;

4) пространственный дуализм и горизонтальная сегрегация районов города, устроенных по принципам европейского градостроения с обширными и «здоровыми» кварталами для иностранцев, – и «города местных» (native city), лишь медленно модернизирующегося и слывущего отсталым;

5) отсутствие однородного городского общества, на месте которого выступает общество с жестким расслоением по принципу расовой принадлежности, притом что местное население вытесняется на позиции несамостоятельного, прислуживающего и плохо оплачиваемого труда;

6) исполнение функции исходного пункта для освоения, преобразования и эксплуатации внутренних районов колонизированной территории в соответствии с иностранными интересами и требованиями международного рынка.

Достоинство данного перечня состоит в том, что наличие множества признаков не позволяет дать поспешное определение «колониального города» только на основе его архитектурных форм или экономической функции. Его недостаток, с другой стороны, заключается в «неровности» применяемых категорий, явно относящихся к разным понятийным плоскостям, в частности таких, как форма и функция города. Кроме того, определение типа на основе суммы всех признаков создает слишком жесткие условия, так что фактически редко какой «колониальный город» в реальности может полностью соответствовать всем требованиям. Так, хотя Ханой имел определенный вес в экономическом отношении, он все же не мог сравниться с портовым городом и не был типичным «городом-кровососом», выкачивающим ресурсы из колонии. Вообще его функции можно адекватно понять только в рамках системы городов, в которую он был включен. В эту систему на территории Индокитая входили порт Хайфон и южновьетнамская метрополия Сайгон, кроме того, она включала Гонконг, Батавию и, в конечном счете, города Марсель или Нант.