Читаем Преображение мира. История XIX столетия. Том I. Общества в пространстве и времени полностью

Распространение механического отсчета времени способствовало – наряду с другими факторами – квантификации и стабилизации трудовых процессов. В доиндустриальную эпоху, как утверждал английский социальный историк Эдвард П. Томпсон в своей знаменитой статье, работа протекала неравномерно и нерегулярно. С расширением специализации, разделения труда и упорядочивания производства на все более крупных и капиталоемких производствах в течение XIX века предприниматели и управляющие вводили все более строгий режим использования времени и удлиняли рабочий день. Приходя на новые фабрики, как правило, из сельской местности и после занятия мелким ремеслом, работники были вынуждены подчиняться незнакомым им ранее правилам абстрактного времени, поскольку их рабочий день теперь контролировался при помощи часов, колокольных сигналов и штрафов[275]. Это наблюдение звучит правдоподобно и обладает особой привлекательностью, поскольку английские фабричные рабочие описываются в ситуации, принципиально схожей с положением рабочих в тех странах, где индустриализация распространялась позже, и с положением подданных в колониях: все они подвергались социальному дисциплинированию и испытывали культурное отчуждение. Таким образом, возникает впечатление, что тезис критика модернизации Томпсона может быть применим ко всему миру. Всюду часы стали оружием модернизации. Правда, произошло это, вероятно, позднее, чем полагал Томпсон. Даже в Великобритании часовые механизмы, показывающие точное время, и прочие часы, установленные по ним, стали нормой повседневности только в конце XIX века[276].

Следует различать качественную и количественную стороны вышеприведенного наблюдения. Уже Карл Маркс утверждал, что рабочий день удлинялся на глазах. По многочисленным свидетельствам других современников, ранний период фабричного производства часто или даже почти всегда был связан с увеличением длительности времени, затрачивавшегося каждым рабочим. В начале развития хлопкопрядильной промышленности продолжительность рабочего дня до 16 часов, видимо, была обычным явлением. Однако у исторической науки, заинтересованной в точных и измеряемых данных, довольно мало возможностей для проверки этой информации. Тем не менее детальное изучение, в частности, английской истории раннего периода индустриализации и мануфактурного производства до 1830‑х годов отчетливо констатирует увеличение фактического рабочего дня[277]. Постепенное удлинение рабочего времени в течение примерно восьми десятилетий сопровождалось увеличением числа обладателей собственных часов среди рабочих и, вследствие этого, получением возможности более точной количественной оценки ими своего труда и осознанием собственной фактической нагрузки[278]. Необходимым условием для борьбы за сокращение рабочего времени было развитое представление среди самих рабочих об объеме их фактической деятельности. Часы в руках рабочего помогали, таким образом, контролировать требования капиталистов.

В качественном отношении можно поспорить о том, были ли часы чем-то большим, нежели просто инструментом принуждения на службе предпринимателей. И если рассматривать технологический прогресс не как независимую переменную, можно задать вопрос: привело ли изобретение механических часов к возникновению потребности точного измерения времени или, может быть, было бы вернее предположить, что эта потребность уже имела место и часы возникли в качестве ее технического решения?[279]

Несомненно, где бы в мире ни появились часы, способные с точностью до минуты измерять время, они становились важным инструментом механизации в целом. В высшей форме развития часы обеспечивали хронометризацию производственных процессов и играли роль «метронома» для многих других жизненных областей. Часы были символом упорядочивания времени, которое своим универсальным единообразием отличалось от ощущения времени, характерного для близкого к природе сельского образа жизни[280]. В XIX веке крестьяне и кочевники повсюду столкнулись с новым для них явлением – регламентированием времени, исходящим из городской культуры.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
100 знаменитых чудес света
100 знаменитых чудес света

Еще во времена античности появилось описание семи древних сооружений: египетских пирамид; «висячих садов» Семирамиды; храма Артемиды в Эфесе; статуи Зевса Олимпийского; Мавзолея в Галикарнасе; Колосса на острове Родос и маяка на острове Форос, — которые и были названы чудесами света. Время шло, менялись взгляды и вкусы людей, и уже другие сооружения причислялись к чудесам света: «падающая башня» в Пизе, Кельнский собор и многие другие. Даже в ХIХ, ХХ и ХХI веке список продолжал расширяться: теперь чудесами света называют Суэцкий и Панамский каналы, Эйфелеву башню, здание Сиднейской оперы и туннель под Ла-Маншем. О 100 самых знаменитых чудесах света мы и расскажем читателю.

Анна Эдуардовна Ермановская

Документальная литература / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное