Преображение мира. История XIX столетия. Том I. Общества в пространстве и времени

Все эти процессы происходили в обществах, в которых уже глубоко укоренилась необходимость измерения времени. Азиатские и африканские путешественники подмечали вездесущность часов, механическому диктату которых послушно подчинялись их владельцы в таких странах, как Великобритания и США. Унификация стандартов времени могла быть осуществлена только в обществах, которые знали, как измерять время, и делали это в привычном порядке, то есть в так называемых «часовых обществах». Установить точный момент, в который ориентация на техническую измеренность времени – хронометризация – охватила все общество той или иной страны, а не только круги ученых, священников и правителей, довольно сложно. Вероятно, порог мог быть достигнут, когда стало возможным промышленное, массовое производство часовых аппаратов для гостиных, ночных столиков и жилетных карманов, что привело к распространению часов в широких кругах. Это произошло только во второй половине XIX века. «Демократизация карманных часов» (по выражению Дэвида Ландеса) как следствие машинного производства дешевой массовой продукции возвела пунктуальность в число добродетелей, которым мог следовать каждый. Ежегодное всемирное производство карманных часов, в конце XVIII века составлявшее 350–400 тысяч штук, в 1875 году превысило 2,5 миллиона, хотя дешевые часы были изобретены лишь несколькими годами ранее[271]. Изготовлялись эти часы прежде всего в Швейцарии, Франции, Великобритании и США. Какое количество из них оказалось в карманах «незападного» населения планеты, неизвестно. Как руководство всемирным временем, так и аппараты для его точного измерения находились в руках белого мужского населения. Мир разделился на людей при часах и людей без часов. Благодаря миссионерам и колонизаторам новые ресурсы времени становились доступными, однако монополия на господство над временем сохранялась в этих же кругах. Наблюдение, сделанное Льюисом Мамфордом, что не паровая машина, а часы являлись самым важным аппаратом эпохи промышленной революции, соответствует положению дел по меньшей мере в незападной части мира[272]. Часы получили более широкое распространение, чем паровая машина. Использование часов имело более глубокие последствия, регулируя и дисциплинируя общества в той степени, которая была невозможна для простой технологии производства. Часы достигли таких отдаленных регионов мира, в которых еще никто не видел ни паровую машину, работающую от угля, ни локомотива. Однако зачастую перед владельцами престижного механизма вставала трудноразрешимая проблема: по каким часам выставлять и сверять свои часы, чтобы они показывали точное время?

Часы стали символом западной цивилизации и даже воспринимались как ее двигатель. Император Мэйдзи награждал лучших студентов года карманными часами, первоначально американского производства. В Японии их поначалу носили на шее или на поясе из‑за отсутствия карманов[273]. В 1880‑х годах в Латинской Америке карманные часы, наряду с цилиндром, корсетом на шнуровке и вставными зубами, стали статусными вещами в высших слоях общества, в среде, которая ориентировалась на западные модели потребительской культуры. В Османской империи едва ли не самым наглядным проявлением воли государства и элиты к модернизации по западным образцам в последней четверти XIX столетия стали уличные часы, которые султан Абдул-Хамид II приказал установить во всех крупных городах[274]. Британцы предприняли нечто подобное в своей империи, в частности по случаю шестидесятилетия пребывания на троне королевы Виктории в 1897 году. Подобные часы, устанавливавшиеся на столбах на городских улицах, как бы продолжали традицию часов на церковных башнях, развивая ее на светский и нейтральный в культурном плане манер. Находясь в публичном пространстве, они позволяли увидеть и зачастую услышать ход времени. В Китае, где вплоть до XX века о времени сигнализировали барабаны с башен, акустическое восприятие еще долго оставалось основным.