Благодаря гораздо большему присутствию журналистов – например, замечательного репортера газеты «Таймс» Уильяма Говарда Рассела, который впоследствии освещал и Гражданскую войну в Америке, – международная общественность была гораздо лучше информирована о том, что происходит в Индии, чем о ситуации в материковом Китае[736]
. Индия была на шаг впереди Китая в плане коммуникационных технологий. Уже существовала внутренняя телеграфная связь, которая, если повстанцы не перерезали ее, могла использоваться британцами как в военных, так и в пропагандистских целях. Кроме того, позже появилась огромная британская мемориальная литература, которой не существует для Китая. Поэтому о конкретных обстоятельствах Великого восстания можно узнать больше, чем о Тайпинской революции. Последняя длилась значительно дольше, чем восстание в Индии: четырнадцать лет против всего двенадцати месяцев. Нельзя сказать, что Великое восстание привело, как и Тайпинская революция, к обезлюдению целых регионов и физическому уничтожению высших классов. Истоки этих двух движений были разными: в Индии в начале случился солдатский бунт; в Китае изначально гражданское движение под давлением своих противников быстро превратилось в военную силу. Если в Китае первоначальным импульсом послужило христианство, то индийское восстание стремилось противостоять грозившей христианизации. Однако милленаристская религиозность сыграла определенную роль и в Индии. Она исходила не столько от индусов, сколько от мусульман. Накануне восстания мусульманские проповедники пророчествовали о конце британского правления. В разгар восстания во многих местах звучали призывы к джихаду – призыв, мобилизовавший широкие слои населения, но оставлявший открытым вопрос, не направлен ли он также против немусульман в Индии. Стратегически проницательные лидеры, однако, старались не допустить проявления ослабляющего повстанцев антагонизма между мусульманами и индусами[737]. Восстание, конечно, не было, как подозревали некоторые британские современники, результатом большого, возможно даже всемирного, мусульманского заговора. Однако не следует забывать о религиозном аспекте, который отходит на второй план в индийских мифах о народном патриотическом восстании.Восстания в Индии и Китае несли в себе патриотическую ноту. Поэтому в Европе они больше всего походили на венгерское восстание 1848–1849 годов. Вероятно, их можно назвать протонационалистическими, хотя в Индии неясно, как традиционная раздробленность субконтинента была бы преодолена в случае успеха восстания. Протестные движения в Индии и Китае потерпели более сокрушительное поражение, чем европейские революции 1848–1849 годов. Во всех случаях прежний режим вышел из противостояния окрепшим. В Индии Ост-Индская компания была упразднена, и управление колонией перешло непосредственно к короне. Здесь колониальный Старый порядок продержался до 1947 года; в Китае спасенная династия Цин просуществовала только до 1911 года. В Китае восстановленное цинское государство хотя бы попыталось провести предварительные реформы в рамках так называемой Реставрации Тунчжи, хотя и военного, а не политического или даже социального характера. В Индии британское правление стало консервативным и охранительным, еще больше опиралось на традиционные элиты и расовое мышление, дистанцируясь в своей логике от индийцев. Только после начала ХX века британцам пришлось реагировать на новые политические требования индийской элиты. Нельзя сказать, что «реакционные» силы одержали победу над носителями «прогресса». «Небесный князь» Хун Сюцюань или Нана Сахиб (Говинд Дхонду Пант) – самый известный или по крайней мере самый печально известный за рубежом лидер индийского восстания – вряд ли были людьми, которые могли бы повести свои страны в эру модерна. Поэтому аналогии с Европой на этом заканчиваются.